Мы, как вид, должны принести жертву - реальную массовую и еще более тотальную, но при том сакральную жертву. На заклание предлагается армия стариков и само понятие старости, пенсии, «заслуженного отдыха», как называют свои гадкие недожизни сами неподдерживаемые версии нас с вами.

Много ли толку в тысячный раз разлиновывать перед тобою, дорогой читатель, чудовищные в своей циничной правдивости графики демографической депрессии, в бездну которой вот уже более тридцати лет к ряду летит как наше Отечество, так и вся цивилизованная часть мира? Да пожалуйста, держи, не жалко.

Лет через тридцать, когда ты сам будешь тянуть на своём горбу всю эту армию мертвецов - так ли будет тебе дело до гуманизма, до социального идеала о всеобщем обеспечении, как это есть сейчас? Так ли ты будешь печься о любимых родителях (которые, на минутку, сами разрушили Советский Союз), о их довольной и сытой старости? Уверен? Подумай-ка ещё раз. И снова. И снова.

Целая орда паразитов уже висит над Россией. Своими костлявыми лапами этот совдеповский скот цепляется за все грани нашего государства: превращая его золото в ржавчину; заставляя его гимн жалобно скрипеть над мрачным кладбищем, в которое постепенно превращается Родина. Мы кормим их постоянно растущую громаду своим ежедневным трудом, - при том, что в 1991 они даже не попытались защитить свои накопления. Мы терпим избранную ими власть, прочно стоящую на горе их пронизанных страхом костей. Они просто готовятся к долгожданному Ничему, их новому Богу, - от этого мира им, якобы, ничего больше не нужно. Кроме наших пота, крови и слёз.

С каждой своей зарплаты мы отчисляем им и их, избранной ими власти, 22%. Одиннадцать тысяч от пятидесяти. Шесть тысяч шестьсот рублей от тридцати. Три тысячи триста рублей от пятнадцати. Что такое эти три тысячи для того, кто выживает в русской провинции? Весомая доля жизни.

Это печальная реальность. Мы в ней жили, живём и будем жить, если только Андрей Рудой не устроит социалистической контрреволюции для того, чтобы паразиты в перспективе сжирали все наши деньги. И это не всё. Мы платим за их поликлиники. Там старичьё господствует безраздельно. Мы платим за их бесплатный проезд. Молодежь, живущая в крупных городах, платит им ренту за съемные клоповники и углы.

«Люди работали!», - но сейчас ведь они не работают. «Люди заслужили!» - чем? Они заслужили свои грязные деньги только тем, что покорно поддержали власть себе подобных жадных, мелочных и ленивых буржуа. Почувствовали родство, доверились Бонапарту и его мещанскому согласию. Их молитвы: кабы не было войны; лучше ужас без конца, чем ужасный конец. Зомбарт бы задохнулся от негодования. Торгашей, отравивших героев, задушили подушкой обезумевшие от лени старики!

С возрастом человек тупеет, если только он не делает себе хорошей взбучки. Берти Рассел, - конечно, та еще скотина, - но всё же отличный пример. Или вот этот столетний чекист. Острый ум, ясная и твердая мысль. Иным из нас есть чему поучиться.

Что же делать?

• Резко взвинтить пенсионный возраст, - желательно предварительно окружив государство и общество, дерзнувшие сделать это, многими километрами колючей проволоки и миллионами молодецких штыков.

• Лишить нерабочих и неработоспособных пенсионеров политических прав, приравняв их к детям.

• Непосредственно пенсию выдавать лишь тем, кто по тем или иным причинам однозначно не может работать: слабоумным, парализованным и прочим однозначным пассажирам больничных карет.

Отчего же? Ясно, отчего: пенсионное войско есть, наравне с армией мещан и ополчением мафии, величайший отряд контрреволюции. Они всегда поддержат тех, кто заставит всё общество содержать свору паразитов за счет лучших трудов этого общества. А, значит, они всегда поддержат Царя, Бонапарта, всегда поддержат Европарламент и любую этатистскую сволочь, даже если эта сволочь в итоге кинет их, как последних лохов.

Конечно, если принудить к труду тех, кто привык к лености, причём если сделав это с необходимым в предприятиях такого рода натиском, многие могут быть обречены на смерть и исчезновение. Но ведь они уже готовы сделать это. Они уже готовы умереть. Как там? Падающего подтолкни.

Но, поверьте мне, вы не узнаете наших дедушек и бабушек (а не наших, так следующих; может, и самих себя)! Кто выживет, тот преобразится в труде: тот больше не сойдет с ума от безделия и консерватизма, не будет докучать родным и обществу. Тот будет жить свою симфонию, общую со всеми нами. Большее приложение народных сил к общественному производству преобразит и наш труд: чем больше свободной рабочей силы коллективизированное человечество будет иметь для свободной переброски туда, где она может понадобиться, тем с большей скоростью развернутся пред нами немыслимые доселе горизонты и фронты общечеловеческих трудов.