Разные классы имеют разные взгляды на то, как должно быть устроено то сообщество, в рамках которого они вместе выживают. Класс индивидуальных и акционерных собственников полагает, что лучшее устройство общества доставляется в рыночной экономике и конкурентной демократии. Класс трудящихся считает, что лучшее устройство общества гарантируется свободной ассоциацией производителей-кооператоров, при которой прибылью заведует тот, кто её производит. Бюрократические подонки считают, что лучшее устройство общества даётся государственной собственностью на средства производства и унифицированных выборах между "эффективными менеджерами".

Индивидуальное и акционерное владение средствами производства плохо сходится с выживанием большинства человечества: лучше всего выживают единицы, а хуже всего миллионы, — здесь можно обойтись без примеров, ведь мы сами живём в царстве тотального примера. Государственная собственность только уравнивает единиц с миллионами, раздувая бюрократию и постулируя собственную метафизическую природу, ввиду чего оказывается неспособна противостоять внешним кризисам и стихии внутренних рынков, — опыт советского государственного капитализма доказал роковую ошибку всех, кто когда-либо выступал или же до сих пор по младенческой невинности выступает за национализацию средств производства.

Безусловно, определение Туган-Барановского нуждается в пояснении. Как и всякое предприятие, в условиях капитализма кооператив ставит своей первичной целью извлечение прибыли из эксплуатации и отчуждения труда своих работников, однако, и это является первой особенностью кооператива, большинство его работников является так же собственниками эксплуатируемых ими средств производства.

Но вторичные цели кооперации прямо расходятся со вторичными целями всех прочих капиталистических предприятий. Если индивидуальные, акционерные и государственные собственники нуждаются в прибыли для бесконечного количественного (вширь) расширения своего производства, ради чего ими и добывается путём беспощадной эксплуатации трудящихся наибольший барыш, то кооперативы, ввиду своего неизбежно малого масштаба в каждом отдельном случае, нуждаются в той же прибыли как для простого увеличения своих трудовых доходов за счёт конкретной собственности на конкретные средства производства прибыли (паи), так и для качественного (вглубь) расширения собственных производств, то есть для технологической модернизации. Кроме того, эта модернизация, помимо элементарного научно-технического прогресса, косвенно служит так же и цели колоссального увеличения всё тех же коллективных трудовых доходов.

Содержание кооперации — вот главное её качественное достоинство перед всеми прочими формами собственности. И хотя ранее не раз уже было помянуто, что кооперация вообще есть движение рабочего класса в интересах рабочего класса без посредников (профсоюзных и партийных бонзов), если хоть немного поразмыслить над возможностями и особенностями различных её, кооперации, форм, то станет ясно, что классовое их наполнение неоднородно и в принципе не может быть таковым в условиях гегемонии индивидуальных и акционерных капиталов.

Высшей формой пролетарской кооперации, несомненно, является производственная кооперация. Изначально учреждаемая большинством работников предприятия, она ограничивается от всякого вырождения именно своей формой, ведь если каждый работник заинтересован в сохранении стабильно высокого дохода от самоэксплуатации своего труда, он не будет отказываться от своего пая в пользу кого-либо другого ради сиюминутной выгоды или какой-нибудь рыночной авантюры. Именно поэтому, а так же и потому, что производственная кооперация не просто устанавливает мифический "рабочий контроль", а полностью отдаёт управление и распоряжение собственностью предприятия в руки его работников, Маркс и рекомендовал прежде всего содействовать производственной кооперации:

Но прежде чем говорить о кооперативной торговле, важно сказать о таком явлении, как кооперация сельскохозяйственная. Ясно, что в деревне не может быть чисто пролетарской кооперации: технический прогресс ввёл машинное производство всюду, однако, благодаря чисто территориальному размаху всякого аграрного предприятия, он не смог преодолеть крестьянского местничества, обусловленного чисто технической потребностью в обработке всякой земли по участкам. Но, вместе с тем, капитализм, шедший и идущий до сих пор с этим прогрессом в ногу, устроил в деревне особые отношения собственности на капитал: индивидуальное владение, то есть фермерство; акционерное владение, то есть de facto латифундии; коллективное владение, то есть сельскохозяйственную кооперацию. По существу кооперация в деревне — явление мелкобуржуазное, однако, та мелкая буржуазия, которая составляет ядро каждого сельскохозяйственного кооператива, стоит в условиях, качественно тождественных с положением производственных кооператоров города.

Объединяет деревенских и городских коллективных собственников третья веха кооперативной организации — потребительская и оптово-закупочная кооперация. Учреждаемая теми, кто не хочет массово переплачивать акулам торгового капитала за магазинное посредничество, она всегда создаётся рабочими в интересах и нуждах рабочих, ведь именно они, ввиду самой сущности капиталистического производства, нуждаются в экономии средств.

Средства трудящихся экономит и кредитная кооперация, революционное назначение которой, впрочем, далеко от тривиальной помощи нуждающимся мелкими ссудами. Конечная цель всякого кредитного товарищества необходимо состоит в накоплении достаточного капитала для формирования такого кредита, который позволит пожелавшим того трудящимся с наибольшей выгодой, то есть с наименьшей тратой на процент, выкупить средства производства для создания производственного или сельскохозяйственного кооператива.

Ясно, что эффективно кооперация может работать лишь при условии единовременного и слаженного действия всех возможных форм, их сотрудничества между собою.

Но кооперативные корпорации бывают разные. С одной стороны корпорации могут быть отраслевыми и обнимать своим статусом разделённые тысячами километров производства, например, корпорации нефтяников-кооператоров или, скажем, корпорации шахтёров именно угольной промышленности. Подобные отраслевые корпорации чрезвычайно удобны тем, что внутри них кооператоры могут со взаимной выгодой качественно развивать свои производства не опасаясь конкуренции и разорения.

С другой стороны, возможны так же территориальные корпорации, объединяющие кооператоров, как явно следует из названия, одной территории любого масштаба. Здесь отраслевой характер корпорации представляется необязательным и даже вредным, особое же место занимает коллективная, если не сказать общественная выгода каждого отдельного кооператива от участия в подобном союзе. Почему общественная? Да потому, что производственная и сельскохозяйственная кооперация, объединённая в рамках территориальной корпорации с торговым и финансовым кооперативным капиталом берёт под своё крыло абсолютное большинство трудоспособного населения той области, в которой корпорация существует. За счёт того, что кооператоры сами, без посредников и иных хозяев распоряжаются прибылями своих производств, они сами же распоряжаются своей городской средой, своей социальной сферой и своей же безопасностью.

Фактически, территориальная корпорация перенимает в своей округе большую часть тех функций, каковые обыкновенно выполняет государство, притом регулируется её правомочность снизу, голосом каждого отдельного кооператива и, в конечном итоге, голосом каждого отдельного пайщика каждого отдельного кооператива. Если кооператоры населённого пункта нуждаются в открытии новой поликлиники или нового детского сада, если им необходимо усилить или, наоборот, ослабить полицейский контроль на своей территории, то благодаря корпорации они могут сделать это не уплачивая налога никакому излишнему посреднику, а просто отказавшись финансировать или выделив дополнительное финансирование, ссуду или кредит тому или иному предприятию или учреждению.

При всём этом территориальная корпорация кооператоров, которая здесь выступает уже как res publica, то есть как общее дело, скреплённое одинаковыми воззрениями на право и общностью интересов, в своей структуре дополняет, развивает и закрепляет прежние проекты форм организации рабочего государства. Так, трудовая республика полностью преодолевает наиболее пагубный, можно даже сказать смертельный недостаток советской системы времён русской и германской революций 17-18 годов, а именно оторванность первичных Советов на местах от конкретного юридического и фактического права собственности их коллективов на средства производства.

Несмотря на это, невозможно утверждать, что кооперативный строй будет топтаться на лоне свободного рынка до конца времён. Безусловно, становление кооперативного движения и обретение им силы необходимо должно быть подтверждено тяжёлой борьбой, долгой конкурентной войной кооператоров всего мира с частным, акционерным и государственным капиталом, — и это условие рабочему классу ставится вовсе не нами, а самой насущной реальностью.

Конечно, в определённый момент демократическое государство, взятое за горло Трудовой партией, может поддержать общее направление восходящей идеи кооперации, например, через перераспределение налогов с социальной сферы на субсидирование кооперативных предприятий; но даже эта поддержка, даже само существование Трудовой партии требует наличия заинтересованного в том кооперативного движения, прямо заинтересованного в политической победе. И единственное, что может заинтересовать совокупного капиталиста-кооператора потягаться силами с другими капиталистами в политике это конкуренция в экономике, а значит рыночная борьба.

Здесь особенно важно её низовое формирование, как важно оно и при основании каждого кооператива — только прямая заинтересованность каждого коллектива каждого кооператива, учреждающего корпорацию, в её существовании, может быть залогом её эффективности, ведь без подобной востребованности, без спроса на неё, то есть при превентивном учреждении корпорации сверху (государством или какой-либо партией), её предложение будет никому не нужно, корпорация просто сгниёт, что не раз было подтверждено историей амбициозных государственно-капиталистических кооперативных проектов, начиная НЭПом и югославскими экспериментами с рабочей демократией и кончая горбачёвскими реформами эпохи перестройки. Кроме того, само сочетание кооперативной и государственной собственности под одной крышей неизбежно ведёт к их конкурентной борьбе, к подрыву всякого сотрудничества и к разобщению рабочего класса.

Наконец, на стадии корпорации, особенно корпорации территориальной, начинает осуществляться плановое взаимодействие между кооператорами различных производств и форм кооперации. Определяя потребности каждого отдельного производства в видах сырья и постоянного капитала взаимодействуют между собой производственные и сельскохозяйственные товарищества; определяя запросы потребителей с производственными кооперативами взаимодействуют товарищества потребительские и оптово-закупочные. Труд еще отчуждается, труд ещё эксплуатируется, продукт ещё производится для продажи и постольку является товаром, из его производства извлекается прибыль и постольку строй, который существует при описанных перспективах остаётся капиталистическим.

Однако рыночная конкуренция здесь заменяется планомерной организацией всего общества внутри корпораций, конкуренция между которыми невозможна исключительно из-за вопроса о её целесообразности: тот факт, что кооператоры-собственники одного предприятия не имеют никакой возможности для экстенсивного расширения своего предприятия за счёт поглощения прочих, поскольку сама форма кооператива ограничивает их в этом, а в сохранении этой формы, как наиболее стабильной и удобной, прямо заинтересовано большинство кооператоров, — говорит сам за себя. А если взять во внимание интернациональное разделение труда, если учесть колоссальный территориальный разброс производительных сил современного общества, то можно прийти к выводу о неизбежном появлении, рано или поздно, всемирной корпорации, объединяющей всех кооператоров мира во имя их собственных прямых интересов.

Несмотря на всё это, мы всё ещё можем представить себе ситуацию, в которой кооператоры нескольких крупнейших территориальных кооперативов единогласно сговорились преобразовать собственные предприятия в акционерные общества, разгромить своих конкурентов и реставрировать таким образом классическую капиталистическую модель. Аргумент вероятности перерождения вообще — на первый взгляд единственный возможный сильный аргумент против кооперативной теории. Но только на первый взгляд.

Опустим тот момент, что сам факт наличия этого аргумента делает честь кооперации на неопозитивистском поле современной буржуазной науки, буквально беснующейся в экстазах при каждом поминании верификации, ведь истинный контр-аргумент буржуазной науки касается мало. В чём этот контр-аргумент состоит? В двух частях: базисе и надстройке.

Базис антитезиса акционерному перерождению кооперативного строя лучше, чем кто бы то ни было другой, сформулировал в своё время Карл Маркс:

То есть при условии законодательного закрепления равного распределения прибыли между всеми работниками кооператива, — что отнюдь не значит равной оплаты труда, так как заработная плата регулируется иными механизмами и не может уравниваться принудительно по самому определению своего происхождения, — не являющиеся пайщиками работники кооператива будут тем сдерживающим фактором для работников-пайщиков, который будет при любых обстоятельствах радикально возражать против вырождения предприятия.

Но каким образом? Ясно, что для наёмных работников-не-пайщиков даже при кооперативном строе должно быть сохранено профсоюзное движение, более того, они должны будут нуждаться в корпоративном представительстве. Это, однако, реформистские полумеры, не дающие стопроцентного противовеса силе пайщиков-совокупных капиталистов.

Здесь-то и приходится как нельзя к месту тезис всеобщего вооружения народа, — причём если прежде, например, у Ленина, он выдвигается метафизически, без привязки к конкретной потребности рабочего класса в обеспечении собственной диктатуры, то теперь он прямо привязывается к сохранению баланса сил между делящими доходы кооператорами и наёмными работниками. Каким образом? Самым простым. Если даже кооператоры-пайщики твёрдо постановят пойти против коллективного, то есть общественного интереса, то есть против общерабочего интереса всех работников предприятия, и захотят преобразовать свой кооператив в акционерное общество, то им придётся драться за это право с вооружёнными наёмными работниками собственного предприятия, ранение или смерть каждого из которых наносит удар не только по общему делу, но и по кошельку непосредственно пайщиков; и это не говоря уже о том, что всякое подобное сражение делает кооператив неэффективным вообще, непродуктивным и ведёт его к разорению.

В отличие от базисного контр-аргумента к акционерному перерождению, надстроечное возражение банальнее некуда: классовое сознание. Кооператоры-пайщики и наёмные работники кооперативов, пайщиками не являющиеся, безусловно составляют общую коллективную идентичность рабочего класса, однако, сверх этого они представляют два совершенно разных его крыла: рабочих, коллективно составляющих совокупного капиталиста-кооператив, и пролетариев, никакой собственности не имеющих вообще. И если выше, при разговоре о конкретном экономическом базисе сдерживания акционерного вырождения речь шла в основном о пролетариате, то теперь самое время нам вернуться к кооператорам.

Зачем человеку кооператив? Выше не раз и не два был дан ответ на этот вопрос: человеку надо выжить, а кооператив даёт ему лучшие условия для выживания в стратегической перспективе, ведь только в кооперативе человек может без посредников распоряжаться прибылью от эксплуатации коллективного труда всех работников, сам будучи одним из этих работников. В акционерном обществе или в уродливой ESOP'овской полумере, "народном предприятии", человек отделён от распоряжения доходом посредством пакета акций (соответственно процент дохода никем не устанавливается; невозможна так же реализация равного распределения прибылей между пайщиками и не-пайщиками), причём в "народном предприятии", которое выдаётся оппортунистами за нечто прогрессивное, пакеты акций до 5% на душу сосредотачиваются в руках тех работников, которым концентрация акций позволяется объёмом заработной платы; в кооперативе же человек коллективно, именно что в кооперации с прочими работниками устанавливает тот процент прибыли, что поровну разделяется между всеми, более того, в той же кооперации с прочими работниками решаются без каких-либо государственных или частных посредников и другие вопросы, как то социальное, жилищно-коммунальное, общественное устройство жизни человека, жизней его родных и товарищей.

Всё это формирует особое сознание собственника, ориентированное на желание наилучшей стабильности и минимального риска: кооператор ещё меньше, чем акционер, и уж тем более меньше, чем индивидуальный капиталист, может позволить себе опрометчивые решения ради тактических выгод или сверхприбылей, могущих обернуться стратегической катастрофой, — ведь его не только будет сдерживать коллектив, но и собственная коренная, прямая заинтересованность в сохранности наилучшей ситуации, то есть стабильно прибыльной.

Как и всё на свете, кооперативная теория и кооперация — вещи несовершенные. Нельзя так просто взять и создать кооператив, для этого нужен капитал, для этого нужен коллектив, знающий, на что он подписывается, и проявляющий при этом искреннюю волю к труду, в том числе организационному. Кооперативная борьба — часть борьбы классовой, поэтому вступая в неё надо помнить о силе и злобе врага, о перспективе потерпеть поражение и навсегда кануть в лету. Перефразируя председателя Мао, кооперация — не званый ужин.

И, конечно же, кооперация и кооперативная теория — не панацея. Даже лучшее из вообразимых воплощений кооперативного строя есть всего-навсего лучшая из возможных форма капитализма, форма товарного общества. А то, как кооперативное движение выглядит сегодня, как оно разобщено в мире и как малоизвестно в России, и вовсе не сулит ничего революционно-баррикадного, ничего по-модернистски романтического.