Имеем логический ряд «жизнь, субъективность, мышление, понятие». Допустим, что под субъективностью понимается не та релятивистская мысль, где мышление, сознание, есть субъективно переживаемое явление. Против такой трактовки выступает употребление рядом с мышлением понятия, т.е., по Гегелю, «существенного общего», клеточки его Логики. Гегеля Деборин читал, и допустить такую трактовку можно, лишь допустив кретинизм её автора, что было бы слишком лёгким делом. Проблему, впрочем, это не снимает, но лишь ставит: хорошо, допустим, что субъективность здесь – способность индивида к субъективному отражению, апперцепции, представлении о себе самом. Логический ряд можно было бы разбить на два блока: жизнь и её частное проявление, субъективность и мышление с понятием. Однако если субъективность действительно является именно частным проявлением жизни, то, следовательно, первая к последней не сводится; хлеб есть еда, но не еда есть хлеб. В случае же с отношением понятие-мышление ряд строгий: понятие образует «клеточку» мышления, и мышление пронизывается понятием целиком. Таким образом, уже сам ряд или целый, или неудачно разбит на две части. К последнему подталкивает, в частности, то, что первые два слова в ряде Деборина носят явно онтологический оттенок, третье и четвёртое – гносеологический.

Но здесь пока ничего, кроме семантической придирки нет. Вопрос заключается в другом: можно ли артикулировать проблему субъективности в логическом ряде таких вполне себе объективных категорий, как мышление и понятие? Насколько в отношении к объективному мышлению свой смысл имеет субъективность? В отношении с объективным мышлением никакого значения субъективность не имеет: эта субъективность, человеческое отражение, возможна только на основе усвоения представлений и понятий, не принадлежащих отдельному человеку, присущих ему «вне зависимости от его произвола», целиком опосредует эту субъективность. Субъективность здесь растворяется в объективном мышлении, поскольку не существует вне объективно сущих категорий и понятий. В случае с жизнью и субъективностью такого сказать нельзя: в отношении к жизни вообще замечание об апперцепции – действительно важный момент. Но в рассмотренном как целое ряде «жизнь, субъективность, мышление, понятие», происходит смешение проблем: последовательно связанной цепи эти слова не образуют, иначе следовало бы написать «жизнь, субъективное отражение (а разве субъективное отражение предшествует объективному мышлению?), понятие, мышление». Да, субъективность за появлением жизни действительно следует, а вот мышление с понятием иерархического ряда не образуют. И да, из жизни вытекает субъективность; но как возможна субъективность в качестве предшествующего мышлению, если она сама существует только посредством объективных категорий?.. Словом, получается сама по себе несуразная логическая цепь, где, кроме того, неудачно в одном семантическом ряде поставлены мышление и субъективность.

И ещё. Эти не вполне корректно «собранные» – поскольку последние три в сущности не могут быть поставлены в последовательном ряде без проговаривания их отношения, иначе получается выше показанная несуразность – словечки образуют у Деборина якобы «необходимые ступени» в развитии единой субстанции. Шаг действительно хорош, потому что самая грубая опасность – представить возникновение трудящегося человека, а вместе с ним и мышления как случайность – уже миновала. Но остаётся другая проблема: метафора ступени предполагает прерывность; материя находится в этот исторический момент на одной ступени, завтра на другой, послезавтра на третьей. Здесь пройденные ступени существуют как односторонне определяющие, а не являются в гегелевском смысле основанием существующей на новой ступени материи, где результат неразрывно связан с основанием и влияет на него. Метафора ступеней предполагает одностороннюю связь, где мышление не находится в связи с материей, а проистекает от неё. Подчеркнув тот факт, что ступени эти проходились не случайно, Деборин не увидел взаимосвязи результата, мышления, с судьбой основания, материи.

Уже было сказано, что Гегель фактически смешивает историю развития объекта и историю знаний о нём. Однако касается это только Идеологии (его знаменитая фраза об истории философии как истории её самосознания) общества. В случае с рассмотрением Логики вообще Гегель такой ошибки не допускает, потому что, раскрывая понятие меры, пишет об "узловой линии отношений меры": "Но, далее, в силу основного количественного определения исключающее избирательное сродство продолжается также и в других для него нейтральностях... а нейтральность как таковая имеет в себе некоторую разделимость, так как те, от объединения которых она произошла, вступают в соотношение как самостоятельные нечто, каждое как безразлично соединяющееся, хотя и в разных специфически определённых количествах (Mengen) [важно, что дословно следовало бы перевести Mengen как "множества", то есть чего-то внешнего себе, но Столпнер-Розенталь, видимо, сочли более удобным перевести Mengen как количество с тем, чтобы не было диссонанса, портящего пару "количество-качество", хотя множество и не равно количеству – А. Л.]". На данном этапе важно уловить хотя бы столбовую мысль: количество, соотносясь в себе как множества, само-себя-полагает, само структурирует себя через вступающие в отношения изначально избирательные нейтральности. Начиная как нейтральности, они обретают себя в своём отрицательном единстве друг с другом – таково развёртывание в-себе и для-себя-бытие количественного, всеобщего неразличённого – уже имеются противостоящие ряды, задаётся структура. Выходит, что эта исключающая мера в своём для-себя-бытии, "полагает себя и как некоторое другое, чисто количественное отношение, и как такое другое отношение, которое в то же время есть другая мера; она определена как в себе самом специфирующее единство, которое в самом себе продуцирует отношения меры". Мера, иными словами, безразличных друг к другу количеств, становится их качественной основанием, основой их исключающего единства, и в то же время - результатом её; "мера, отталкиваясь от себя, определяет себя к другим, чисто количественно разным отношениям, которые образуют сродства и меры, перемежаясь с такими, которые остаются чисто количественными разностями", образуя, таким образом, "узловую линию мер на шкале "большего" и "меньшего". Итак: "Но возникает такая точка [в дальнейшем Гегель назовёт её окачествующей точкой – А. Л.] этого изменения количественного, в которой изменяется качество, определённое количество оказывается специфирующим, так что измененное отношение оказывается специфирующим...".

Это диалектическое отношение качества и количества Маркс с блеском вскрыл в "Капитале", обозначив товар как имманентно содержащий в себе как моменты, выступающие, но не реализующиеся, эквивалентную и относительную стоимости. Получается, что в таком развитии товар включает в себя обе формы собственности, воплощается в них, и в то же время – в сущности своей не присутствует ни в первой, ни во второй. Товар, таким образом, становится сущностью, самим отношением между относительной и эквивалентной стоимостями. В таком же диалектическом отношении находятся, скажем, слово и значение у Выготского, что и стало венцом его концепции мышления и речи.

Образование качества, таким образом, есть разрыв, но такой разрыв, после которого новое качество сохраняет связь с предыдущим, воспринимаемым им как количество: только потому, что оба тела – и человек, и бутылка воды – тверды, вопрос открывания бутылки становится вопросом количественного применения силы со стороны человека в одной плоскости. И в то же время этот разрыв образует такое качественное различие, в результате которого новое качество не может быть оторвано от собственного внутреннего отношения, не может быть объяснено за счёт предыдущего.Имеем логический ряд «жизнь, субъективность, мышление, понятие». Допустим, что под субъективностью понимается не та релятивистская мысль, где мышление, сознание, есть субъективно переживаемое явление. Против такой трактовки выступает употребление рядом с мышлением понятия, т.е., по Гегелю, «существенного общего», клеточки его Логики. Гегеля Деборин читал, и допустить такую трактовку можно, лишь допустив кретинизм её автора, что было бы слишком лёгким делом. Проблему, впрочем, это не снимает, но лишь ставит: хорошо, допустим, что субъективность здесь – способность индивида к субъективному отражению, апперцепции, представлении о себе самом. Логический ряд можно было бы разбить на два блока: жизнь и её частное проявление, субъективность и мышление с понятием. Однако если субъективность действительно является именно частным проявлением жизни, то, следовательно, первая к последней не сводится; хлеб есть еда, но не еда есть хлеб. В случае же с отношением понятие-мышление ряд строгий: понятие образует «клеточку» мышления, и мышление пронизывается понятием целиком. Таким образом, уже сам ряд или целый, или неудачно разбит на две части. К последнему подталкивает, в частности, то, что первые два слова в ряде Деборина носят явно онтологический оттенок, третье и четвёртое – гносеологический.

Но здесь пока ничего, кроме семантической придирки нет. Вопрос заключается в другом: можно ли артикулировать проблему субъективности в логическом ряде таких вполне себе объективных категорий, как мышление и понятие? Насколько в отношении к объективному мышлению свой смысл имеет субъективность? В отношении с объективным мышлением никакого значения субъективность не имеет: эта субъективность, человеческое отражение, возможна только на основе усвоения представлений и понятий, не принадлежащих отдельному человеку, присущих ему «вне зависимости от его произвола», целиком опосредует эту субъективность. Субъективность здесь растворяется в объективном мышлении, поскольку не существует вне объективно сущих категорий и понятий. В случае с жизнью и субъективностью такого сказать нельзя: в отношении к жизни вообще замечание об апперцепции – действительно важный момент. Но в рассмотренном как целое ряде «жизнь, субъективность, мышление, понятие», происходит смешение проблем: последовательно связанной цепи эти слова не образуют, иначе следовало бы написать «жизнь, субъективное отражение (а разве субъективное отражение предшествует объективному мышлению?), понятие, мышление». Да, субъективность за появлением жизни действительно следует, а вот мышление с понятием иерархического ряда не образуют. И да, из жизни вытекает субъективность; но как возможна субъективность в качестве предшествующего мышлению, если она сама существует только посредством объективных категорий?.. Словом, получается сама по себе несуразная логическая цепь, где, кроме того, неудачно в одном семантическом ряде поставлены мышление и субъективность.

И ещё. Эти не вполне корректно «собранные» – поскольку последние три в сущности не могут быть поставлены в последовательном ряде без проговаривания их отношения, иначе получается выше показанная несуразность – словечки образуют у Деборина якобы «необходимые ступени» в развитии единой субстанции. Шаг действительно хорош, потому что самая грубая опасность – представить возникновение трудящегося человека, а вместе с ним и мышления как случайность – уже миновала. Но остаётся другая проблема: метафора ступени предполагает прерывность; материя находится в этот исторический момент на одной ступени, завтра на другой, послезавтра на третьей. Здесь пройденные ступени существуют как односторонне определяющие, а не являются в гегелевском смысле основанием существующей на новой ступени материи, где результат неразрывно связан с основанием и влияет на него. Метафора ступеней предполагает одностороннюю связь, где мышление не находится в связи с материей, а проистекает от неё. Подчеркнув тот факт, что ступени эти проходились не случайно, Деборин не увидел взаимосвязи результата, мышления, с судьбой основания, материи.