Сторонники и противники, неофиты и оппоненты, почитатели и хулители, — словом, политически активные граждане, — вдоль и поперёк изгрызли своими почестями и обвинительными речами несчастное надгробие дорогого и презираемого, великого и ничтожного Владимира Ильича. Для озлобленного на весь мир Бунина он был "выродок, нравственный идиот от рождения", для опьянённого своим фанатизмом Троцкого "воплощением мужественной мысли и революционной воли рабочего класса". Геббельс называл Ильича "спасителем, апостолом, Богом в глазах русского народа", а социал-демократ Каутский "колоссальной фигурой, каких мало в истории". Всё это не важно и не представляет никакого интереса, кроме как эстетического: эстетствующим обожателям и небожителям хватает мнений "великих", чтобы насытиться.

В сущности, фигура и личность Ленина не должны оцениваться в принципе, поскольку подобная оценка совершенно бесполезна с исторической и теоретической точек зрения и потребна только для политических спекуляций. Можно возразить, что даже если рассматривать Ленина не как роль или актёра, стоящего за этой ролью, а как действие, им разыгрываемое, — от оценки не уйти. Конечно, только вот оценка его исторического действия уже дана, она уже прописана в каждом последующем историческом событии, содержащим реакцию и являющимся в той или иной степени наследием действия Ильича. Мы, зрители из текущего момента, можем только смотреть запись истории, перематывать её вперёд, назад, ставить на паузу. И наблюдать, как жизнь, как социальные, общественные и экономические процессы сами выносили приговоры всем речам и делам верноподданного Ульянова. Наблюдать, отмечать для себя вердикт истории и идти дальше.

Простейший пример: весной 1918 года поволжские Советы, объявленные в октябре предшествующего года основными органами публичной власти в Российской Республики, приняли постановления об отмене установленных большевиками твёрдых цен на хлеб и, фактически, восстановили свободную торговлю. Удивительно единодушие Советов: крестьяне, рабочие и солдаты сообща голосовали за free market, делом осуществляя советскую демократию.

Центр реагирует оперативно. 9-го мая ВЦИК и СНК издают совместный декрет "О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими", дозволяющий наркомпроду, среди прочего, "отменять постановления местных продовольственных органов и других организаций и учреждений, противоречащие планам и действиям Народного Комиссара Продовольствия". 27-го мая тот же ВЦИК и тот же СНК издают ещё один декрет: "О реорганизации наркомпрода и местных продовольственных органов" (что характерно, предыдущая реорганизация была проведена всего за два месяца до этой), — окончательно лишающий местные Совдепы права определять, либо как-то влиять на проводимую наркомпродом политику. На обоих декретах стоят подписи Ленина.

В ближайшей перспективе политика большевистского правительства привела к катастрофе: лето-осень 18-го года волжане посвятили восстаниям против "советской" власти. Однако, крестьянские, мещанские и пролетарские бунты не имели координации действий, не доверяли местным координационным центрам. Но

Принеся в жертву централизации своё влияние в ряде регионов, вскоре большевики навязали своё видение организации власти в государстве диктатуры над пролетариатом уже для всей России. На кону стояло продовольственное обеспечение создаваемой с нуля Красной Армии, а точку в буржуазной революции, как подтверждает опыт Франции, Америки, Англии, Германии и, безусловно, России, всегда ставят кровавыми чернилами с солдатского штыка.

Это — единичный и довольно сжато, притом приторно описанный эпизод многолетнего вклада Ленина в жизнь. Каков её вердикт здесь? Большевики удержали власть, армия получила своё продовольствие, а непокорные центру Советы начали своё триумфальное шествие на свалку истории. В широком плане начатая в 1918-ом году централизация способствовала дальнейшему росту производительных сил, восстановлению товарного хозяйства в послереволюционные годы, готовности советского капитализма к вызовам внешних рынков, укреплению рынков внутренних. Исчерпывающе.

Кажется, легко: берём дело, изучаем со всех сторон, выписываем итоги, и вот - получаем форменную Википедию. Однако, это история и оценка истории.

Ленина, между тем, считают не только исторической фигурой, его считают также теоретиком марксизма, причём теоретиком особенным, заслуживающим равного положения с людьми, описавшими в деталях принципы существования капиталистических производительных сил, их предысторию и тенденции их развития в будущей перспективе. Завоевавший однажды трибуну русской революции, Владимир Ильич продолжает вещать с неё до сих пор, обращаясь к своему огромному фан-клубу со страниц многочисленных редакций ПСС, избранных произведений, единичных современных и не очень изданий, веб-сайтов и страничек, даже картинок в социальных сетях. Лозунги, внутрипартийные склоки, сор столетней политической борьбы до сих пор имеют значение, и значение первичное для многих тысяч человек по всему миру.

Ранние работы, в том числе обширные труды "Кто такие друзья народа" и "Развитие капитализма в России" не привносят в марксистскую теорию и практику ничего нового, разве что в "друзьях народа" коммунизм объявляется Лениным итогом открытой политической борьбы пролетариата всех стран (ПСС, том 1, страница 312). Труды периода раскола в РСДРП, "Что делать?" и "Шаг вперёд, два шага назад", в основном являются ленинским пересказом внутрипартийных споров через призму большевистской фракции: речь идёт именно что о тактических и организационных вопросах, о способе захвата и удержания власти в грядущей буржуазно-демократической революции в России. Конечно, уже тогда Ленин прямо говорит: захват власти социал-демократией (безусловно, большевистской) это уже социалистический переворот (ПСС, том 11, страница 19). Но он ничем этого не обосновывает, сразу же возвращаясь к тактическим разногласиям с проклятыми меньшевиками.

Однако, новое слово Ильичу сказать всё-таки удалось. Базируясь на утверждении о том, что монополии способны на непродолжительный срок замедлять технический прогресс, Ленин делает сенсационное и очень грамотное с точки зрения политической выгоды, но экономически нелепое и антинаучное (или, как выражался сам В.И., антимарксистское) заявление — капитализм "загнивает". Загнивание - это упадок, разложение, регресс. Капитализм же даже по ульяновской формулировке продолжает содействовать техническому прогрессу, лишь иногда получая недолговременную возможность его сдерживать в выгодных для себя рамках.

Может показаться, что эта частная ошибка Ленина очевидна и малозначительна, но на деле она - один из основных маркеров глубочайшего, системного заблуждения Владимира Ильича в вопросе социалистической революции.

Во-первых, политический лозунг захвата власти в буржуазно-демократической революции партией социал-демократов стал в глазах Ульянова неизбежной вехой социалистической революции. Смешение политических целей современного момента и теоретических уложений о будущей революции, конечно, было долгим процессом, но именно в "Государстве и революции" можно впервые наблюдать конечный продукт, выпущенный из цеха умственного бета-тестирования. Стоит отметить, что марксизм в этом случае отрицается очень ловко: забивая книгу цитатами Энгельса и Маркса, Ленин точно насмехается над ними и их мыслью о том, что социалистическую революцию осуществляет рабочий класс в целом, с демократического согласия большинства общества.

"Во-вторых" прямо вытекает из "во-первых" — как Ленин совместил в своём воображении партию пролетариата и партию социал-демократов, так же он соединил вместе и современную ему революцию в России с будущей социалистической революцией. Так, в предисловии к первому изданию он пишет: "Мы подведём, наконец, главные итоги опыта русских революций 1905 и особенно 1917 года. Эта последняя, видимо, заканчивает в настоящее время (начало августа 1917 г.) первую полосу своего развития, но вся эта революция вообще может быть понята лишь как одно из звеньев в цепи социалистических пролетарских революций (курсив наш), вызываемых империалистической войной" (Избранные произведения, том 2, страница 254).

Тот факт, что социалистического способа производства, то есть нетоварного хозяйства, ещё невозможно установить в обществе ввиду невозможности исключения обмена и, как следствие, товарного производства из производственных процессов, Ульянова совершенно не смущает. Вполне вероятно, что о таких вещах, как любил выражаться В.И., принято было "не думать".

Наконец, с "опорой" на марксову "Критику Готской программы" Ленин утверждает наличие при первой фазе коммунизма (это фазирование, введённое ещё Марксом, но конкретизированное только Лениным — пожалуй, единственный положительный аспект рассматриваемой работы), то есть социализме, государства. В сущности, государство высасывается им из допущения Марксом существования "буржуазного права распределения" при первой фазе коммунизма, то есть распределения благ по труду, по факту участия человека в созидании общественного производства, приводимого в противовес второй, полной фазе коммунизма, при которой потребность в созидании становится возможностью созидать, а потому право, регулирующее общественную оплату реализации потребности в созидании, отмирает.

Будучи юристом, Ленин, однако, видит в этом "праве" не способ существования общества, а сухую совокупность прописанных в законе норм, и постольку требует наличия государства для охраны этого права (там же, страница 325). "Право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права", — утверждает Ильич (там же, страница 328), но право экономическое, право распределения по труду, то есть то самое "буржуазное право", о котором говорил Маркс и которое в иной, капиталистической форме существует сейчас, устанавливается способом производства и только постольку имеет отражение в правовых системах государств. Оно не установлено государствами сверху, оно создано общественным производством снизу и в системах права документируется, так же как и любое экономическое право в принципе, будь то торговое право или право частной собственности.

Ленин же, и это ошибка невероятно трагичная, полагает государство способным определить экономический строй в обществе через создание особого права, отвечающего формации. Но если написать в конституции и кодексах, что твоё пошехонье вовсе не пошехонье, а самая настоящая диктатура пролетариата с общественной собственностью на средства производства, ни госсобственность, ни диктатура совокупного капиталиста над рабочим классом не исчезнут, да и сам капитализм никуда не пропадёт.

Собственно, здесь мы подошли к основной проблеме Ленина, как "теоретика": Владимир Ильич большой идеалист. Право, в ленинском понимании тождественное закону, формируется государством по указу партии, захватывающей власть в революции и якобы выражающей интересы пролетариата, при этом сама партия состоит вовсе не из пролетариев, а из профессиональных революционеров. И это же право, выведенное теоретиками-вождями партии профессиональных революционеров из собственных умственных изысканий, обязательно формирует ту чудесную систему, которая теоретиками-вождями была гениально задумана. При защите (от кого? если есть внешние враги, то ни о каком мировом социализме речи не идёт, а Ленин допускал только победу революции в отдельно взятой стране, но не социализм; если есть внутренние враги, способные серьёзно навредить качественно новой системе, полностью отличной от капитализма, то эта система фикция и является, по сути, ловкой переделкой капитализма, поскольку качественно новые формации, обеспеченные новым уровнем производительных сил никакого возврата к прежнему уровню производительных сил, если только не из-за всепланетной катастрофы, быть не может) этой системы государством, разумеется. "Гениальная мысль" таким образом предшествует её точному, чертёжному воплощению "по замыслу".

Роль производительных сил нивелируется, современные последователи Ленина уже и не помнят, что это такое. Им, перефразируя Маркса и Энгельса, хочется только одного: "общих столовых и общих спален, оценщиков и контор, регламентирующих воспитание, производство, потребление, словом, всю общественную деятельность, и во главе всего, в качестве высшего руководителя, гениальную и всеми любимую «нашу партию»".