Представим себе двух Иванов. Первый Иван зовётся Жаном и живёт в обычной французской деревушке где-нибудь в центре своей милой европейской страны. Второй Иван - просто Иван - обитает в безликом блочном городке любого масштаба в любом уголке любой постсоветской страны. И Жан, и Иван собственники. Жан владеет своим, как он говорит соседям, "поместьем", хотя те владеют точно такими же неказистыми избушками и пашнями, что и Жан. Иван владеет квартирой в панельном доме, но свои апартаменты он почитает чуть ли не за palace. Разумеется, ни он, ни его французский приятель не ладят с соседями, и, разумеется, их соседи ничем не отличаются от наших героев ничем, кроме имён. Оба Ивана не работают на себя в прямом смысле: Жан мелкий крестьянин, часть времени обрабатывающий свою парцеллу, часть времени сдающий свой труд в наём богатому соседу; Иван просто сдаёт свои руки и свои мозги тому, чьи наёмные бюрократы из т.н. "отдела кадров" соглашаются эти руки и мозги взять и употребить на благо хозяйского кошелька. В принципе, единственная разница, какая есть между Иваном и Жаном, это разница временная. Так уж вышло: Жану выпало родиться при Луи-Филиппе и жить при Наполеоне III, а Иван вылупился при Брежневе и гниёт под сухим евразийским солнцем при Путине.

Убого ли положение двух этих совершенно ординарных персонажей? Безусловно. Оно настолько убого, что его убожества не сможет понять разве что равный им по уровню жизни и развития осёл. По сути, если ты, дорогой читатель, до сих пор не понимаешь, что же такого ничтожного в жизни Жана-Ивана усматривает автор (а вместе с ним и всякий здоровый человек), то автор может посоветовать тебе, только если ты желаешь сохранить душевное спокойствие, пройти нахуй. В противном случае - читай дальше.

Именно эти средства, выраженные для Жана в его частном доме и хозяйстве, а для Ивана в его квартире, есть условия, определяющие глубочайшую, железобетонную консервативную тупость обоих указанных товарищей. Чтобы выяснить, почему частная собственность на средства проживания делает из людей безмозглых ослов, голосующих за PiS, Единую Россию и Трампа, вспомним зады.

Изначально всякая собственность является предметом раздора и разделения: то, что принадлежит мне, что очевидно, не может принадлежать другому. Эта коренная обособленность собственника чего бы то ни было является первичной причиной такого явления, как отчуждение человека от других людей. Человек Владеющий a priori отделён от прочих людей стеной своего владения и сознанием этой стены, потому всякое взаимодействие с собою он рассматривает через призму собственности. Величайшим заблуждением и идеализмом будет считать, что господство парадигмы частной собственности навязано обществу классом буржуазии, поскольку отчуждение и сегодня, и тем более вчера распространялось в верхах этого общества так же, как и в его низах.

Отчуждённые от других людей, собственники жилья разделены каждый по своему ничтожному участку, по своей современной парцелле. Вполне естественным образом это отчуждение обосновывается жизненной необходимостью жилого пространства, более того, стабильного жилого пространства, гарантирующего стабильную выживаемость и косвенно повышающего шансы при поиске работы за счёт удлинения возможных сроков. Потеря жилья значит для собственника потерю всех его очевидных и расписанных здесь только для уточнения преимуществ, соответственно, одной из важнейших целей жильца, как собственника своего недвижимого средства проживания, становится защита этой своей собственности.

Очевидно, что эти бонапартизм и необонапартизм (первый имеет место в современной Америке, где консерваторы опираются на разобщённую и малограмотную деревню; второй же держится сейчас в Европе и России, где те же консерваторы апеллируют к настроениям квартирных хозяйчиков, как наиболее массовой прослойке собственников), воскрешаемые сегодня собственниками средств проживания, вредны для общественного прогресса, поскольку призваны к консервации и упрочению сложившегося положения (децентрализации частного жилищного фонда) как минимум на рынке недвижимости, тогда как рынок ввиду объективных закономерностей имеет тенденцию к необходимой монополизации жилищной собственности. Эта тенденция тем полезнее для социалистов текущего момента, что лишает наёмных работников лишнего жизненного балласта, не оставляя тем ничего, кроме цепей.

Наглядным примером лишённого всякой собственности персонажа будет любой столичный студент любой европейской страны: его удовольствие зависит исключительно от объема стипендии, а его взгляды зависят исключительно от его удовольствия. Низкие стипендии, столь обыкновенные равно в голлистской Франции и в путинской России, делают студента радикалом, а отсутствие собственности делает его большим радикалом, чем кто бы то ни было, собственность имеющий. Рабочий с низкой зарплатой и без квартиры зачастую бывает не менее, а то и более радикален, нежели студент, - и сочетание подобных товарищей вместе в значительной дозировке способно, при стечении прочих условий революционной ситуации, вылиться в замечательный бунт.

С другой стороны, нищенство бездомного рабочего, снимающего комнату у зажиточного рантье, мало соотносится с той положительной программой, которую мы в Голгофе описываем под именем кооперативизации производств в частности и общества в целом. Так оно и есть: кооперативный строй рабочих-собственников средств производства в принципе немыслим при условии отсутствия у этих рабочих так же и жилищной собственности. Однако это вовсе не значит, что жильё должно принадлежать непосредственно разделённой и отчуждённой массе, воспроизводя вновь нынешнюю парадигму консервативного мышления трясущихся за свои бетонные блоки домоседов, вовсе нет.

И подобная система владения уже существует и работает, в том числе в России (см. напр. 110 статью Жилищного кодекса РФ). Вопрос в том, чтобы в сочетании с кооперативизацией производств, во-первых, сделать кооперативизацию жилья тотальной, а, во-вторых, сместить акцент права собственности со средства проживания на средство производства, из дома на работу. Ведь если совокупный жилец только в том и заинтересован, чтобы выжить, то совокупный капиталист желает не только удержаться на плаву, но и улучшить своё положение.

Нам нечего предложить, кроме двоемыслия. Ясно, что радикальная социал-демократия может иметь успех только у того, кто самими условиями жизни поставлен к необходимости радикализации; монополизация средств проживания же радикализует общество эффективнее всего. Но эта радикализация есть единственно возможное средство достижения отрицания отрицания нынешнего положения дел. Без неё нам не обойтись.