Нам всем есть чему поучиться у аятоллы Хомейни. На протяжении практически всей своей сознательной жизни, он всем своим чёрным шиитским сердцем ненавидел своих врагов и врагов Революции и учил окружающих ненавидеть их так же сильно, как он. И хотя мы не можем разделить причин его великой ненависти, сомневаться в её искренности мы всё же не смеем. Именно благодаря этой искренности, плюс-минус влиянию громадных капиталов, аятолле удалось сломать распылённый спектакль шаховского Ирана и поднять против него монолитный миллион праведных муджахидов.

Вот что делает ненависть прежде всего — сплочает! Эта тысячелетняя истина совершенно забыта нашими контр-элитарными интеллектуалами, левыми и правыми интеллигентишками, но прекрасно известна тем из представителей общественной верхушки, кто может быть и тешит себя иллюзией контроля общественных процессов, но хотя бы знает своё скромное ремесло манипуляции зрителем лучше, чем сам зритель. Более того, трудно найти более консолидирующую силы общества идею, нежели идея ненависти.

Но не бывает дыма без огня, — кому как не нам об этом знать? Слава Марксу, огонь у нас есть, более того, у нас есть перманентно ревущий пожар всемирной классовой борьбы, войны капитала против труда и труда против капитала, войны буржуа против рабочего и рабочего против буржуа, войны зрелища против реальности и реальности против зрелища (воистину, наш долг отождествить постмодернизм со спектаклем и уничтожить их).

В этой войне всё дышит ненавистью: внутрисистемные стычки марионеток спектакля рождают малые дозы, ярче всего проявляемые в убогой потреблядческой бытовухе и sj-баталиях, a la gamergate; иные бои ведутся в иных масштабах. Вот польский рабочий с налитыми кровью глазами швыряет булыжник и прихлебателя ненавистной ему буржуазной советской бюрократии, вот по указке трясущейся в страхе тупоголовой национальной буржуазии расстреливают рабочую демонстрацию в Казахстане, вот в зверином ужасе мечется по Смольному Зиновьев, трясущийся за грядущую фальсификацию выборов, грозящих ему всепетроградской антибольшевистской стачкой, а вот заливается смехом только что подписавший антирабочий закон президент-социалист Олланд. Из года в год, десятилетие за десятилетием во всём мире цветёт и радуется, периодически взрываясь огненным градом над иракскими городками и станциями европейских метрополитенов, борьба экономических классов, сопровождаемая ненавистью столь сильной, что всеобщее смятение и разделение, казалось, накалённое до предела, только усиливается в её горниле.

Но, как ни парадоксально, разделяя классы между собой, внутри классов ненависть спаивает людей в единую универсалистскую силу. Каждый класс имеет ввиду этой ненависти, ввиду специфических условий борьбы и ввиду своего субъективного положения в жизни (то есть на производстве, в обществе, в истории и культуре) свой собственный universum, то есть особый мир идей и интересов, противных идеям и интересам прочих классов. Это известно. Однако ни один до сих пор существующий мир идей не противоречит самим основам капиталистического общества, ни один классовый мир идей, то есть ни одно классовое сознание, не мыслит и не способно помыслить о свержении капитализма в категории, отличной от утопической. И хотя здесь нельзя не отметить значительной заслуги стихийно взрощенного рыночным обществом спектакля, подчинившего мышление всех без исключения людей логике товара и логике зрелища, важно не потерять из виду главной первопричины подобного положения дел, а именно убожества настоящего уровня классовой борьбы, прямо завязанного на убожестве настоящего уровня развития производительных сил общества и убожестве форм организации производств.

"Чем убог наш уровень производительных сил?" — вознегодует человек, считающий, что достаточно "взять и поделить", как вдруг всем на свете, по мановению волшебной палочки, станет хватать компьютеров, телевизоров, машин, воды, крылышек KFC и прочих жизненно необходимых продуктов народного потребления. Ответ, как бы иронически это не звучало, могут дать современные троцкисты, пустоголовые во всём, кроме самого очевидного. Каким образом эти любители обмазываться несвежими идеями и дискутировать могут нам помочь? Шестнадцатый конгресс Четвёртого интернационала переориентировал троцкистов с трупной гнили большевистской идиотии на только начинающую разлагаться леволиберальную экосоциалистическую идиотию, составляющую в своей основе обыкновенное сагановское буржуазное нытьё о "плохих буржуях, душащих матушку природу".

И хотя стенания никому не нужных интеллигентов в основном смешны, в своём корне они, всё же, отчасти верны. Убожество нынешнего уровня развития производительных сил именно в том и состоит, что он пагубен для экологии, в долгосрочной перспективе разрушителен для общества. Нет смысла вести споры о преувеличенном или, наоборот, заниженном возмущении "загрязнением окружающей среды", - факт в том, что это загрязнение есть то препятствие, которое даже при полной автоматизации производств (которая, как нами уже не раз было обстоятельно обосновано, есть основной залог нетоварного производства и вырастающего из него общества), не даст человечеству хоть сколь-нибудь долго радоваться хакслевским радугам и жрать сому пачками.

"Чем же убоги наши формы производственной организации?" — спросит человек, видящий только государственную и частную, индивидуально-акционерную форму производственной организации, живущий только в их рамках. Здесь нет смысла в который раз распинаться о кооперации и её сущности, ведь о них нами сказано уже много всего, поэтому одного упоминания должно быть достаточно. Только кооперация, ввиду своей организационной специфики, может выступить против разделения собственника и наёмника, буржуа и пролетария, но не стереть классы, а обострить борьбу до крайности, учинить впервые в истории настоящую бойню всех против всех, всемирное опровержение Гоббса.

Каким образом? В кооперативе разделение капиталистического общества доходит до крайности: с одной стороны каждый пайщик является частью всеобщего кооперативного совокупного капиталиста, с другой стороны интересы каждого пайщика зависят от его субъективных условий, естественным образом противоречащих интересам прочих пайщиков.

Общее согласие, достигаемое демократией, достигается так же и борьбой между точками зрения пайщиков, между мнениями и лидерами мнений, между группами и фракциями в общем собрании из числа участников кооператива. Конкуренция мнений есть залог накалённого до предела разделения и отчуждения людей друг от друга. Однако единичный кооператив есть лишь звено в составе корпорации, и вот уже кооперативы и фракции кооперативов спорят и конкурируют в масштабах корпораций, а корпорации в национальном и общемировом масштабе ведут смертную войну друг с другом.

Колоссальный накал ненависти и самоистязания достигает абсолюта тогда, когда случается первый революционный перелом, недостижимый без этого мученического усилия всемирно страдающего человечества. В борьбе мнений, в непрекращающейся общественной дискуссии снизу анархически рождается новый взгляд на организацию производств, отрицающий анархию спора сначала в рамках одного производства, затем отрасли, а затем всей корпорации или всего сектора экономики. Ассоциация, действующая планово, не может возникнуть иначе, кроме как пройдя суровое воспитание, многолетнюю школу свободного рынка. Нечего и говорить, впрочем, что свершение этого перелома невозможно без прогресса в автоматике и экологичности производств.

И снова мы возвращаемся к ненависти. Именно ненависть движущая основа всякой дискуссии, поскольку ненависть выражает конфликт, противоречие, рождающее движение, наиболее полным и ясным образом. Классовая же ненависть есть высшая форма ненависти, поскольку она выражает форму развития классовых отношений вообще, а эти отношения сами по себе есть ничто иное, как выражение развития общества и общественного производства.