Вообще, путаница и натуральная терминологическая каша, смешение основных понятий совершенно несовместимых категорий при общем словарном педантизме всегда отличали марксистов от прочих партий, — никто кроме них не способен устраивать такой яростной грызни из-за второстепенных определений, например, государственного капитализма, и при этом не иметь ни малейшего представления о том, каким образом будет обеспечиваться экономический фундамент диктатуры пролетариата и будет ли это обеспечение эффективным, каким образом будет организовано нетоварное производство и прямое присвоение продуктов при социализме и так далее, и тому подобное. Конечно, у них есть лозунги стопятидесятилетней давности: национализация, государственный учёт и контроль, — подкреплённые столетними практическими результатами классического капиталистического развития стран второго и третьего мира из разлагающегося феодализма в классический индустриальный капитализм. Неизменно смотрящие в прошлое, марксисты сегодня выказывают поразительной глубины консерватизм, прямо и честно отказываются считаться с новейшими выводами практики капиталистического общества вообще и рабочего движения в частности.
I. С самого Манифеста, изданного Марксом и Энгельсом в малосознательный период их жизни, когда оба классика ещё только-только начинали познавать действительный мир капитализма, диктатура пролетариата ассоциируется у большинства прихожан марксистской церкви с политическим режимом, устанавливаемым рабочим классом в государстве в итоге его революционного насильственного захвата. Вместе с тем, период диктатуры пролетариата традиционно считается периодом перехода от капиталистического экономического базиса к социалистическому, той естественной формой организации общественных отношений, которая отвечает, во-первых, переходу всей полноты власти в обществе к его производящему большинству, во-вторых, обобществлению собственности на средства производства до масштабов всего общества.
Но вот что важно: марксистская традиция полагает политическую надстройку, государство, достаточной силой для проведения базисных преобразований в обществе в условиях, когда сам класс, совершающий это преобразование, не имеет никакой базисной экономической опоры, кроме своего неимущего положения: то есть рабочий, ещё и руководимый при этом по традиции нерабочими интеллигентами-дилетантами (по сути, маргинальными отбросами буржуазного общества), не имеющий экономических средств для ведения борьбы, должен, по задумке марксистов, открыто выступать против танков, контрактных армий и жандармов режима, чтобы свергнуть этот режим одними кулаками, но только затем, чтобы отдать прежний аппарат (органы власти, конечно, будут переименованы) марксисту-интеллигенту, который уже национализирует собственность и будет "осуществлять диктатуру пролетариата в интересах пролетариата", т.е., по сути, лгать и воровать в лучших традициях буржуазного парламентаризма, но с государственной собственностью под боком.
Очевидно, что подобное развитие событий, пересказанное здесь несколько гротескно, но тем не менее в целом верно, не сделает трудящегося собственником средств производства: даже если допустить, что неимущий захватит государство, он сделает собственником именно это государство, создаст нового совокупного капиталиста из государственного аппарата (здесь опускается за очевидностью тот момент, что государство это не абстракция, а вполне конкретный набор полномочных людей), по самому долгу своей капиталистической функции перенимающего интересы капиталистического собственника: интерес в максимально возможном повышении прибылей и эксплуатации рабочего класса. С железной неизбежностью всякая, в том числе и подобная "возлагаемая пролетариатом" государственная собственность приводит к капиталистическому перерождению государства в представителя интересов совокупного капиталиста, осуществляющего свою власть над производством посредством государственных полномочий.