У престола Бога, в утро райских нег, все мы видеть станем красный, красный снег!
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Двоемыслие — блестящая концепция по-настоящему революционного мышления, отвратительным образом опороченная и высмеянная троцкистским стукачом Оруэллом. Оставляя его издевательства и буржуазную мораль за скобками, порассуждаем лучше о самом двоемыслии, как явлении.
Что это такое, двоемыслие? Это единовременное принятие двух противоречивых утверждений, их равновесное сосуществование в одной голове единовременно. Каждая мысль способна подменить другую и наоборот практически мгновенно, и поциент, то бишь человек, не чувствует за тем подвоха. При этом кажется, — подчеркнём, только кажется, — что нет борьбы, нет диалектического развития, а ведь из противоречий борющихся и сложена по общему убеждению всех марксистов мыслительная деятельность, как таковая. Если в двоемыслии нет борьбы, нет диалектики, то оно не только неверно, но и невозможно, потому что всё на свете движется.
Но что если борьба в самом деле есть, в самом деле происходит в двоемыслии, когда равнопротиворечивые утверждения, казалось бы, неспособные существовать в одно и то же время, вполне себе хорошо уживаются? Ведь противоречивы, например, люди и природа, но до сих пор они вполне себе уживаются, взаимодополняют друг-друга. Их борьба пока что находится в равновесии. Разумеется, однажды одно уничтожит другое или наоборот, но до сих пор этого не произошло.
И если двоемыслие уместно, если понимаемое как динамическое равновесие противоречий в их борьбе оно имеет право на жизнь — что же ещё плохого можно сказать по его адресу? В сущности, ничего. Это удобнейшее орудие нашего мозга, крайне полезный инструмент психики и то, что способно сделать любые убеждения непробиваемыми.
Простейший политический пример двоемыслия (реальные имена изменены, любые совпадения случайны). Человек говорит:
Но что если борьба в самом деле есть, в самом деле происходит в двоемыслии, когда равнопротиворечивые утверждения, казалось бы, неспособные существовать в одно и то же время, вполне себе хорошо уживаются? Ведь противоречивы, например, люди и природа, но до сих пор они вполне себе уживаются, взаимодополняют друг-друга. Их борьба пока что находится в равновесии. Разумеется, однажды одно уничтожит другое или наоборот, но до сих пор этого не произошло.
И если двоемыслие уместно, если понимаемое как динамическое равновесие противоречий в их борьбе оно имеет право на жизнь — что же ещё плохого можно сказать по его адресу? В сущности, ничего. Это удобнейшее орудие нашего мозга, крайне полезный инструмент психики и то, что способно сделать любые убеждения непробиваемыми.
Простейший политический пример двоемыслия (реальные имена изменены, любые совпадения случайны). Человек говорит:
"Я ненавижу товарища Сталина и стремлюсь его свергнуть, чтобы все увидели преступления сталинского режима".
Затем тот же человек добавляет:
"Я обожаю товарища Сталина и поддерживаю его во всём, чтобы мир увидел его лучшие дела".
Учитывая, сколь противоречива оценка абсолютно любых деяний абсолютно любого политико-социально-экономического манекена в истории поциентчества, нет более однозначно верного утверждения, нежели сделанное выше. Действительно, худшие преступления сталинизма и его высшие достижения в глазах разных людей могут быть одними и теми же вещами; кроме того, можно представить, что только полная и безоговорочная поддержка сталинизма всеми советскими людьми приведёт к его окончательному разоблачению; либо полное осуждение сталинизма сможет открыть людям глаза на "его лучшие дела". Двоемыслие совершенно выигрышно, притом мыслящий двояко человек вовсе не обязан кривить душой — сегодня так, а завтра этак, но его мечущееся от любви до ненависти, от страсти до безразличия сердце может считать как угодно когда угодно, сам он может переобуваться в воздухе бесконечное число раз.
Люблю ли я Ленина? Мне нравятся его книжки, мне нравится большевизм и упорство большевиков куда больше напыщенных представителей "говна нации" — интеллигентов, дворяшек, свинособачьего царскоармейского офицерья и грязных казаков. Но я ненавижу большевиков и Ленина за тот позор, который они навлекли на имя социализма своим глупым экспериментом с государственным капитализмом; при этом без этого эксперимента невозможно было обойтись. Я ненавижу их за унижение русского народа и возвышение паразитов; при этом русский народ сам был тогда народ-хам, лично виновный в своём тысячелетнем рабстве. Кажется, такие эмоции должны были бы свести меня с ума, но я прекрасно себя чувствую, и именно за счёт двоемыслия. Я могу кушать, могу спать, могу читать, могу спорить с людьми, ходить на работу и делать всё то, что в нашем ненормальном шизофреническом обществе считается нормальным. В том числе думать одновременно две противоречивые мысли.
Ведь двоемыслие - естественно. На карикатуре StoneToss'а девочка-зумерша в футболке с политической рекламой Берни Сандерса (тогда ему было 79 лет) говорит трамписту (Трампу тогда было 74 года): "Окей, бумер", - а потом идёт голосовать за выигравшего демократические праймериз кандидата в президенты США Джо Байдена (на тот момент 77 лет). Автору кажется это нелепым, но в действительности девочка проявляет то же двоемыслие (бумеры зло/голосую за правильного бумера), что и он сам, когда в других своих карикатурах восхищается белыми парнями с винтовками, одновременно осуждая ниггеров с волынами.
Очень часто двоемыслие обзывают лицемерием; уверен, кто-нибудь из дорогих читателей и к приведенным выше примерам готов был бы сказать: "Так это просто лицемерие!" Но увы, лицемер не мыслит одновременно два противоречия, он только делает вид, что считает одно хорошим, а другое плохим, на самом деле думая с точностью да наоборот. То есть если лицемера схватить за руку, он будет вынужден признаться: "Да, я вовсе не против бумеров/чёрных парней с пушками, я просто хотел бы, чтобы это были "наши" бумеры/чёрные парни с пушками". Но громадное количество людей действительно живёт именно в двоемыслии: они против любых бумеров, но продвигают их во власть; они против чёрных парней с пушками, но готовы их вооружать.
С точки зрения классовой борьбы двоемыслие ставит оба класса, шо пролетариат, шо буржуазию, в одинаково неловкое положение. Классы в силу своей природы и без того довольно-таки созависимы, но каждый из них помимо этого посредством своих отдельных представителей думает нечто в духе: "Я не могу без него, но я его ненавижу". Это противоречие классов динамично, его практически невозможно снять "изнутри", кроме как спровоцировав очевидно невыгодную никому из пролетариев или буржуа катастрофу, способную разве что погубить существующую цивилизацию сверхспециализированных людей-функций, но не создать нового более справедливого мира.
К этому, собственно, всё и идёт. Невозможно "снять" противоречие двоемыслия, невозможно "разрешить" его изнутри. Чтобы человек перестал думать об одном и том же с двух разных позиций, он должен получить извне такую информацию, которая обесценит одну из точек зрения настолько, что вторая будет дискредитировала максимально возможным образом. Нельзя, конечно, сказать наверняка, но есть вероятность, что человек перестанет быть поборником свободного ношения оружия, когда его близких расстреляют бандиты. С некоторой долей уверенности предположим, что такой человек вряд ли будет играть в героя и займётся кинематографичной (нет) личной местью; скорее всего он обратится к государству, которое в конечном итоге ограничит право бандитов на ношение оружия собственной монополией на карательное насилие. Двоемыслие исчезнет, но не оттого, что человек сам "снимет" противоречие, а оттого, что его к этому побудит однозначный внешний испульс.
Очень часто двоемыслие обзывают лицемерием; уверен, кто-нибудь из дорогих читателей и к приведенным выше примерам готов был бы сказать: "Так это просто лицемерие!" Но увы, лицемер не мыслит одновременно два противоречия, он только делает вид, что считает одно хорошим, а другое плохим, на самом деле думая с точностью да наоборот. То есть если лицемера схватить за руку, он будет вынужден признаться: "Да, я вовсе не против бумеров/чёрных парней с пушками, я просто хотел бы, чтобы это были "наши" бумеры/чёрные парни с пушками". Но громадное количество людей действительно живёт именно в двоемыслии: они против любых бумеров, но продвигают их во власть; они против чёрных парней с пушками, но готовы их вооружать.
С точки зрения классовой борьбы двоемыслие ставит оба класса, шо пролетариат, шо буржуазию, в одинаково неловкое положение. Классы в силу своей природы и без того довольно-таки созависимы, но каждый из них помимо этого посредством своих отдельных представителей думает нечто в духе: "Я не могу без него, но я его ненавижу". Это противоречие классов динамично, его практически невозможно снять "изнутри", кроме как спровоцировав очевидно невыгодную никому из пролетариев или буржуа катастрофу, способную разве что погубить существующую цивилизацию сверхспециализированных людей-функций, но не создать нового более справедливого мира.
К этому, собственно, всё и идёт. Невозможно "снять" противоречие двоемыслия, невозможно "разрешить" его изнутри. Чтобы человек перестал думать об одном и том же с двух разных позиций, он должен получить извне такую информацию, которая обесценит одну из точек зрения настолько, что вторая будет дискредитировала максимально возможным образом. Нельзя, конечно, сказать наверняка, но есть вероятность, что человек перестанет быть поборником свободного ношения оружия, когда его близких расстреляют бандиты. С некоторой долей уверенности предположим, что такой человек вряд ли будет играть в героя и займётся кинематографичной (нет) личной местью; скорее всего он обратится к государству, которое в конечном итоге ограничит право бандитов на ношение оружия собственной монополией на карательное насилие. Двоемыслие исчезнет, но не оттого, что человек сам "снимет" противоречие, а оттого, что его к этому побудит однозначный внешний испульс.
Так же обстоит дело и с динамическим равновесием в классовой "борьбе". Проявляя двоемыслие, оба ключевых для экономики класса собственников и не-собственников неспособны сместить один другого, потому как им это элементарно невыгодно. Капиталистам вообще не нужно избавляться от пролетариев, хотя, казалось бы, очень удобно работать самому на себя, не делясь гешефтом ни с кем вообще. Пролетарию невозможно избавиться от капиталистов, потому как пролетарий не имеет никаких организационных талантов — и даже весь пролетарский коллектив не способен заменить (в силу громоздкости демократических органов, их медлительности и бюрократизма) эффективную и сверхскоростную капиталистическую бюрократию, подогреваемую конкуренцией между капиталистами.
Ситуация действительно патовая. Или нет? Если в житейском двоемыслии возможен внешний прорывной импульс, сбивающий "естественный" ход вещей, ликвидирующий там динамическое равновесие и приводящий к победе одну из систем мышления, то, быть может, то же возможно и в экономической плоскости? Таки да, и ещё как. И сама история учит нас тому же.
Так, динамическое равновесие всё того же двоемыслия веками скрепляла "естественную" феодальную систему. Крестьяне не мыслили себя без лендлордов, лендлорды вряд ли мыслили себя без крестьян. Рабство и крепостное право казались вечными истинами, установленными навсегда. Но совпадение множества мелких внешних факторов: изменения климата, множественные эпидемии и сперва десятки, а затем и сотни мелких научно-технических открытий к 17-18 векам сформировали такую лавину внешнего давления на систему, которая вынесла на передовую истории два новых класса: нарождающуюся буржуазию и обслуживающий её, лишь только формирующийся городской пролетариат. Их совокупная мощь была столь велика, что выступая единым "третьим сословием" в течении нескольких победоносных войн и революций они покорили прежде "вечный" мир феодального рабства, не оставив от того камня на камне.
Что за силы способны смести так же молниеносно опостылевший капиталистический порядок, мир безумного хозяйского богатства и психопатичной рабочей нищеты? Мы живём в моменте тотального двоемыслия, присущего всем классам, в эпоху "классового мира". Мир этот, разумеется, не предполагает отсутствия конфликтов: возможны как отдельные стачки, так и бессмысленно-беспощадные попытки обречённых революций, не понимаемых большинством представителей опять же всех классов. Но мир этот прочный, "тысячелетний", "вечный" и "естественный", хотя ему, казалось бы, чуть меньше сотни лет. Так что же могло бы его нарушить?
Так, динамическое равновесие всё того же двоемыслия веками скрепляла "естественную" феодальную систему. Крестьяне не мыслили себя без лендлордов, лендлорды вряд ли мыслили себя без крестьян. Рабство и крепостное право казались вечными истинами, установленными навсегда. Но совпадение множества мелких внешних факторов: изменения климата, множественные эпидемии и сперва десятки, а затем и сотни мелких научно-технических открытий к 17-18 векам сформировали такую лавину внешнего давления на систему, которая вынесла на передовую истории два новых класса: нарождающуюся буржуазию и обслуживающий её, лишь только формирующийся городской пролетариат. Их совокупная мощь была столь велика, что выступая единым "третьим сословием" в течении нескольких победоносных войн и революций они покорили прежде "вечный" мир феодального рабства, не оставив от того камня на камне.
Что за силы способны смести так же молниеносно опостылевший капиталистический порядок, мир безумного хозяйского богатства и психопатичной рабочей нищеты? Мы живём в моменте тотального двоемыслия, присущего всем классам, в эпоху "классового мира". Мир этот, разумеется, не предполагает отсутствия конфликтов: возможны как отдельные стачки, так и бессмысленно-беспощадные попытки обречённых революций, не понимаемых большинством представителей опять же всех классов. Но мир этот прочный, "тысячелетний", "вечный" и "естественный", хотя ему, казалось бы, чуть меньше сотни лет. Так что же могло бы его нарушить?
Точно сказать нельзя. Те, кто говорят, что точно знают, как погибнет капитализм и построится социализм, как правило преследуют одну простейшую цель: обмануть вас, чтобы вы дали им денег, голоса на выборах и, в конечном итоге, усадили бы их на заднее сиденье членовоза. Ясно, что, как и всегда, сила должна исходить извне: из научно-технического прогресса, наиболее перспективным направлением которого можно считать полную автоматизацию производства и распределения; из области климатических изменений, развитие которых в катастрофической плоскости способно неплохо перетряхнуть человечество; из сферы социального прогресса, где постепенное просачивание благ способно привести к возникновению нового класса рабочих-собственников, т.е. класса кооператоров, не имеющего в своём классовом сознании динамического противоречия двоемыслия относительно сосуществования и борьбы с каким бы то не было другим классом.
Можно рассуждать о перспективах, взвешивать шансы и даже бороться за что-то из этого, насколько возможно бороться, например, за то же самое контролируемое изменение климата или глобальный научно-технический прогресс. В конце-концов, дело человечества складывается из миллиардов наших мелких личных дел. Но в целом судить о том, что произойдёт и куда это нас приведёт — значит водить вилами по воде.
Ясно одно, как и прежде мы говорим, что Революция будет. И, разумеется, что Революции не будет — мы ведь не знаем, чего от неё ждать, чтобы говорить однозначно, будет она или нет. Конечно, тут замешано двоемыслие. Но лучше уж так, чем в чём-то разочаровываться.
Голодным сыт не будешь.
Голодным сыт не будешь.
