У престола Бога, в утро райских нег, все мы видеть станем красный, красный снег!
Виктор Разин и Артём Лузин
МАРКСИЗМ И
АНАРХО-СИНДИКАЛИЗМ
АНАРХО-СИНДИКАЛИЗМ
Лекция товарища Разина, прочитанная в Московском кружке "Революционной Альтернативы" 18 прериаля 229 года Революции, с дополнениями товарища Лузина.
На место критических воззрений меньшинство ставит догматические, на место материалистических — идеалистические. Движущей силой революции для него становится просто воля вместо действительных отношений. Между тем как мы говорим рабочим: «Вы должны пережить 15, 20, 50 лет гражданской войны и международных битв, не только для того чтобы изменить существующие отношения, но чтобы и самим измениться и стать способными к политическому господству». Вы говорите наоборот: «Мы должны сейчас же достигнуть господства, или нам не остается ничего делать». В то время как мы специально указываем германским рабочим на неразвитое состояние германского пролетариата, вы самым грубым образом льстите его национальному чувству и сословным предрассудкам германских ремесленников, что, разумеется, популярнее. Подобно тому как демократы превращают слово народ в что-то святое, так вы проделываете это со словом пролетариат.
Карл Маркс
выступление на заседании Центрального комитета Союза Коммунистов, 15 сентября 1950 года (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 506—507)
Мы в "Голгофе" всегда говорили о социализме, о революции и о путях к ним ведущих в контексте марксистской традиции социалистической мысли. Конечно, марксизм вообще, как таковой, не монолитен. Ещё когда Ленин только-только начинал пешком ходить под стол, марксизм уже раскололся впервые: на то, что было в голове у Маркса, и то, что было на страницах программы СДПГ. Маркс вскоре умер, а прусский социализм, заживо сожравший германскую социал-демократию, в следующую сотню лет со дня смерти Мавра правил бал в международном социалистическом движении, подавляя оружием и бюрократизмом любую попытку рабочего класса мыслить революцию самостоятельно.
Краеугольным камнем прусского социализма является понятие о государстве, о его решающей роли в революции. Государство здесь понимается, как инструмент в руках пролетариата, гарантирующий успех политической и экономической борьбы за социализм, при надлежащем его применении. Двадцатый век - вот лучшее доказательство ложности, вредности и смертельной опасности такого рода заблуждения. Прусский социализм, многими понимаемый, как реальный марксизм, а позднее вообще ставший всемирно известным под именами ленинизма и большевизма, ответственен за поражение Германской революции 1918 года не меньше, чем за "успех", "успех" именно в кавычках, революции в России. На руках государственных социалистов, большевиков, кровь миллионов рабочих Испании, Германии, Югославии, Албании, Китая, Кореи, Вьетнама и многих, многих других несчастных стран. Возможно, в прошлом столетии невозможно было обойтись без этого чудовищного антирабочего эксперимента. Тем более преступно требовать продолжения кровавого банкета сегодня.
Так вот, сегодня мы с вами поговорим совсем о другом марксизме. Ленин мог бы выбить себе "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на лбу, - благо, места было много, - но не стал бы марксистом и от этого.
Краеугольным камнем прусского социализма является понятие о государстве, о его решающей роли в революции. Государство здесь понимается, как инструмент в руках пролетариата, гарантирующий успех политической и экономической борьбы за социализм, при надлежащем его применении. Двадцатый век - вот лучшее доказательство ложности, вредности и смертельной опасности такого рода заблуждения. Прусский социализм, многими понимаемый, как реальный марксизм, а позднее вообще ставший всемирно известным под именами ленинизма и большевизма, ответственен за поражение Германской революции 1918 года не меньше, чем за "успех", "успех" именно в кавычках, революции в России. На руках государственных социалистов, большевиков, кровь миллионов рабочих Испании, Германии, Югославии, Албании, Китая, Кореи, Вьетнама и многих, многих других несчастных стран. Возможно, в прошлом столетии невозможно было обойтись без этого чудовищного антирабочего эксперимента. Тем более преступно требовать продолжения кровавого банкета сегодня.
Так вот, сегодня мы с вами поговорим совсем о другом марксизме. Ленин мог бы выбить себе "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на лбу, - благо, места было много, - но не стал бы марксистом и от этого.
Марксизм, о котором мы будем говорить, очень и очень конкретен в своих формулировках и понятиях, - при этом, он конечно же не лишён грубейших ошибок, и об этом мы поговорим так же, как и о его сильных сторонах.
Итак, какова была экономическая система зрелого марксизма, как её мыслил сам Маркс? В манифесте I-го Интернационала и на страницах третьего тома Капитала Мавр даёт нам вполне однозначное видение своего социалистического проекта:
Карл Маркс
Учредительный манифест Международного товарищества рабочих
Мы говорим о кооперативном движении, в частности о кооперативных фабриках, основанных без всякой поддержки усилиями немногих смелых «рук». Значение этих великих социальных опытов не может быть переоценено. Не на словах, а на деле рабочие доказали, что производство в крупных размерах и ведущееся в соответствии с требованиями современной науки, осуществимо при отсутствии класса хозяев, пользующихся трудом класса наемных рабочих; они доказали, что для успешного производства орудия труда вовсе не должны быть монополизированы в качестве орудий господства над рабочим и для его ограбления и что, подобно рабскому и крепостному труду, наемный труд — лишь преходящая и низшая форма, которая должна уступить место ассоциированному труду, выполняемому добровольно, с готовностью и воодушевлением. В Англии семена кооперативной системы были посеяны Робертом Оуэном; опыты, произведенные рабочими на континенте, представляют собой по существу практический вывод из теорий, не изобретенных, но провозглашенных во всеуслышание в 1848 году.
В то же время опыт периода 1848–1864 гг. неоспоримо доказал, что как бы кооперативный труд ни был превосходен в принципе и полезен на практике, он никогда не будет в состоянии ни задержать происходящего в геометрической прогрессии роста монополии, ни освободить массы, ни даже заметно облегчить бремя их нищеты, пока он не выходит за узкий круг случайных усилий отдельных рабочих. <...> Чтобы освободить трудящиеся массы, кооперативный труд должен развиваться в общенациональном масштабе и, следовательно, на общенациональные средства. Но магнаты земли и магнаты капитала всегда будут пользоваться своими политическими привилегиями для защиты и увековечения своих экономических монополий. Они не только не будут содействовать делу освобождения труда, но, напротив, будут и впредь воздвигать всевозможные препятствия на его пути.
<...>
Завоевание политической власти стало, следовательно, великой обязанностью рабочего класса.
В то же время опыт периода 1848–1864 гг. неоспоримо доказал, что как бы кооперативный труд ни был превосходен в принципе и полезен на практике, он никогда не будет в состоянии ни задержать происходящего в геометрической прогрессии роста монополии, ни освободить массы, ни даже заметно облегчить бремя их нищеты, пока он не выходит за узкий круг случайных усилий отдельных рабочих. <...> Чтобы освободить трудящиеся массы, кооперативный труд должен развиваться в общенациональном масштабе и, следовательно, на общенациональные средства. Но магнаты земли и магнаты капитала всегда будут пользоваться своими политическими привилегиями для защиты и увековечения своих экономических монополий. Они не только не будут содействовать делу освобождения труда, но, напротив, будут и впредь воздвигать всевозможные препятствия на его пути.
<...>
Завоевание политической власти стало, следовательно, великой обязанностью рабочего класса.
Кооперативные фабрики самих рабочих являются, в пределах старой формы, первой брешью в этой форме, хотя они всюду, в своей действительной организации, конечно, воспроизводят и должны воспроизводить все недостатки существующей системы. Но в пределах этих фабрик уничтожается противоположность между капиталом и трудом, хотя вначале только в такой форме, что рабочие как ассоциация являются капиталистом по отношению к самим себе, т. е. применяют средства производства для эксплуатации своего собственного труда. Они показывают, как на известной ступени развития материальных производительных сил и соответствующих им общественных форм производства с естественной необходимостью из одного способа производства возникает и развивается новый способ производства. Без фабричной системы, возникающей из капиталистического способа производства, как и без кредитной системы, возникающей из того же самого способа производства, не могла бы развиться кооперативная фабрика. Кредитная система, образующая главную основу постепенного превращения капиталистических частных предприятий в капиталистические акционерные общества, составляет точно так же и средство к постепенному большему или меньшему расширению кооперативных предприятий в национальном масштабе. Капиталистические акционерные предприятия, как и кооперативные фабрики, следует рассматривать как переходные формы от капиталистического способа производства к ассоциированному, только в одних противоположность устранена отрицательно, а в других — положительно.
Карл Маркс
Капитал, т. 3, стр. 483-484
Итак, Маркс говорит: кооперативное производство, то есть власть конкретных рабочих над конкретными предприятиями посредством кооперативной собственности на средства производства, плюс государственная власть этих рабочих-кооператоров.
Что здесь важно, так это однозначность постановки вопроса. Есть чётко определённая форма осуществления социализма и есть определённое содержание этой формы, рабочее. Государство здесь нужно рабочему классу для закрепления своей победы в национальном масштабе, для гарантии осуществления кооперативизации на национальные средства. Здесь нет места национализации, нет места абстрактным "рабочим советам" или их анархистским аналогам.
Кто должен осуществить эту революцию новой коллективной собственности? Рабочие-собственники. Они должны идти в авангарде, они и есть авангард. Пролетариат должен помочь им совершить завоевание власти, но лишь для того, чтобы перестать быть пролетариатом.
Увы, теоретические открытия Маркса были безразличны для его времени. Разве можно говорить о самостоятельной власти рабочих, когда абсолютное большинство трудящихся мира - элементарно безграмотны? И откуда им взять средства для борьбы? Всё, что они могут - соединять усилия в профессиональных союзах, чтобы посредством их выбивать себе подачки от буржуазии. Высшая реализуемая форма организации рабочего класса тогда - это партия, причём партия-монополист, концентрирующая в своих руках громадную власть над умами миллионов своих сторонников. Как пишет партийная программа, как постановляет партийный съезд, как строчат писаки партийных газет - так и есть на самом деле. Даже если ты думаешь своей головой, тебе очень сложно будет возразить какому-нибудь бюрократу из верхов, типа Плеханова, Эберта или Троцкого. Даже если ты марксист в том смысле, о котором говорим мы, тебя вряд ли послушают коллеги даже если ты начнёшь вещать об опасности государственного социализма с трибуны Интернационала, как это делал один из вождей французских социалистов и зять Маркса Поль Лафарг.
Что здесь важно, так это однозначность постановки вопроса. Есть чётко определённая форма осуществления социализма и есть определённое содержание этой формы, рабочее. Государство здесь нужно рабочему классу для закрепления своей победы в национальном масштабе, для гарантии осуществления кооперативизации на национальные средства. Здесь нет места национализации, нет места абстрактным "рабочим советам" или их анархистским аналогам.
Кто должен осуществить эту революцию новой коллективной собственности? Рабочие-собственники. Они должны идти в авангарде, они и есть авангард. Пролетариат должен помочь им совершить завоевание власти, но лишь для того, чтобы перестать быть пролетариатом.
Увы, теоретические открытия Маркса были безразличны для его времени. Разве можно говорить о самостоятельной власти рабочих, когда абсолютное большинство трудящихся мира - элементарно безграмотны? И откуда им взять средства для борьбы? Всё, что они могут - соединять усилия в профессиональных союзах, чтобы посредством их выбивать себе подачки от буржуазии. Высшая реализуемая форма организации рабочего класса тогда - это партия, причём партия-монополист, концентрирующая в своих руках громадную власть над умами миллионов своих сторонников. Как пишет партийная программа, как постановляет партийный съезд, как строчат писаки партийных газет - так и есть на самом деле. Даже если ты думаешь своей головой, тебе очень сложно будет возразить какому-нибудь бюрократу из верхов, типа Плеханова, Эберта или Троцкого. Даже если ты марксист в том смысле, о котором говорим мы, тебя вряд ли послушают коллеги даже если ты начнёшь вещать об опасности государственного социализма с трибуны Интернационала, как это делал один из вождей французских социалистов и зять Маркса Поль Лафарг.
Но если тебе не нравится этот не-марксистский марксизм, то куда деваться?
Ведь иногда он просто, в самом настоящем прямом смысле стучится к тебе в дверь, вышибает её с ноги, вывозит тебя за город и расстреливает на лесной опушке.
Или сбрасывает твой труп в Шпрее.
Или отдаёт в руки франкистов.
Или... думаю, вы меня поняли.
Ведь иногда он просто, в самом настоящем прямом смысле стучится к тебе в дверь, вышибает её с ноги, вывозит тебя за город и расстреливает на лесной опушке.
Или сбрасывает твой труп в Шпрее.
Или отдаёт в руки франкистов.
Или... думаю, вы меня поняли.
Ещё во времена I-го Интернационала Михаил Бакунин и его сторонники уловили, что за теми организационными принципами, которых держалась группа Маркса и Энгельса, стоит призрак централизма, угрожающий авторитарным вырождением всему мировому рабочему движению. И, быть может, раскол Интернационала не был бы так чудовищен и окончателен, если бы этот призрак не владел рукой и инстинктами старика Маркса так же сильно, как и мечта о социализме. Увы, разрыв марксистов и анархистов превратился в настоящий сдвиг тектонических плит социалистической теории именно по его вине. Сейчас мы, конечно, говорим вовсе не об этом, - а потому я могу лишь посоветовать желающим ознакомиться с замечательной работой Франца Меринга по биографии Карла Маркса, а именно с её четырнадцатой главой, "Падение Интернационала".
Трагедия мирового анархизма потому неразрывно связана с марксизмом с самого своего начала. Возникший во многом в качестве противопоставления теории Маркса, анархизм в итоге вырос окончательно в атмосфере тотального медийного господства государственного социализма, так же прикрывавшегося именем марксизма. Немудрено, что под гнётом такого старшего брата, младший сформировался в качестве его полной противоположности, отрицающей и худшие, и лучшие стороны первого.
Трагедия мирового анархизма потому неразрывно связана с марксизмом с самого своего начала. Возникший во многом в качестве противопоставления теории Маркса, анархизм в итоге вырос окончательно в атмосфере тотального медийного господства государственного социализма, так же прикрывавшегося именем марксизма. Немудрено, что под гнётом такого старшего брата, младший сформировался в качестве его полной противоположности, отрицающей и худшие, и лучшие стороны первого.
Поскольку изначальный марксизм требовал завоевания государственной власти для обеспечения диктатуры рабочего класса, а псевдомарксизм государственных социалистов требовал государственной власти для государственной партии, постольку анархизм отрицал необходимость как завоевания государства так и наличия какой бы то ни было партии рабочих, всё равно, государственнической или нет. Что парадоксально: поскольку оригинальный анархизм Бакунина исходил из того же тезиса Первого интернационала о кооперативной собственности рабочих на средства производства, что и изначальный марксизм Маркса, на конфликте вокруг роли государства в революции и исчерпывались взаимные претензии марксистов и анархистов. Но вот уже с государственными социалистами будущего, откровенно признававшими недопустимость сосредоточения собственности на средства производства в конкретных руках конкретных рабочих, анархисты не могли согласиться ни в чём. В этом смысле, продолжая выступать за рабочую собственность, анархисты XX-го века оказывались большими марксистами, чем те, кто подписывал расстрельные списки и увольнительные листы под портретом самого Маркса.
Потому анархизм, разойдясь с марксизмом, очень быстро ушёл в плоскость если не художественного утопизма, то как минимум политического популизма. Понятие о кооперативизации собственности слишком сложно и долго доказывать, - особенно людям, которые не умеют ни читать, ни писать, а если всё-таки могут, то вряд ли способны выдержать серьёзный экономический спор. Ясно одно: нужна революция здесь и сейчас, без государства и с рабочей собственностью. Как сделать, решим в процессе. Поехали!
Вот что говорит о целях анархо-синдикализма, например, современная Международная ассоциация трудящихся:
Вот что говорит о целях анархо-синдикализма, например, современная Международная ассоциация трудящихся:
Анархо-синдикализм - открытый враг любой экономической и социальной монополии. Его цели - ликвидация привилегий путем создания экономических коммун и административных органов трудящихся полей и фабрик, формирования системы вольных советов без какого-либо подчинения любой власти или политической партии. В качестве альтернативы политике государств и партий анархо-синдикализм предлагает экономическую реорганизацию производства. Он противостоит власти человека над человеком и в качестве альтернативы предлагает самоуправление. Соответственно, целью анархо-синдикализма является не захват политической власти, а ликвидация всех государственных функций в жизни общества. Анархо-синдикализм считает, что уничтожение монопольных прав собственности должно сопровождаться уничтожением всех форм господства
Принципы, цели и статуты Международной Ассоциации Трудящихся
https://aitrus.info/node/12
Хорошо отсутствие "какого-либо подчинения любой власти", особенно в свете "создания <...> административных органов трудящихся"!
Анархо-синдикализм не говорит о будущем обществе в точных, конкретных и однозначных понятиях. "Кооператив" - вещь строго определённая. "Экономическая коммуна" - абстракция. Коммуна может быть размером с посёлок, а может быть целым городом, или же коммуной решит назваться целая область или страна. Что внутри коммуны не ясно, по какому праву там распределяются блага так же не ясно. Но ведь для регуляции таких отношений и используется в конечном счёте государство.
Анархо-синдикализм не говорит о будущем обществе в точных, конкретных и однозначных понятиях. "Кооператив" - вещь строго определённая. "Экономическая коммуна" - абстракция. Коммуна может быть размером с посёлок, а может быть целым городом, или же коммуной решит назваться целая область или страна. Что внутри коммуны не ясно, по какому праву там распределяются блага так же не ясно. Но ведь для регуляции таких отношений и используется в конечном счёте государство.
И анархо-синдикалисты создают это самое государство, одновременно выступая против него. Парадокс? Утопии обожают парадоксы. "Административные органы трудящихся" тут как тут. Они в коммунах деревенских, в коммунах городских, в коммунах регионального и мирового масштаба. Но ведь и административные органы надо как-то регулировать, как-то контролировать. Для этого нужно специальное право, подобное тому, которое нужно для регламентации экономических отношений. Право должно быть кем-то обеспечено. В этом заинтересованы все, абсолютно все рабочие-коммунары.
И тогда, a la grande finale, на авансцену выходят Советы. Представительные органы, наделённые законодательными и исполнительными функциями. Круг замыкается. Анархисты создают новое государство.
И тогда, a la grande finale, на авансцену выходят Советы. Представительные органы, наделённые законодательными и исполнительными функциями. Круг замыкается. Анархисты создают новое государство.
И всё бы ничего, если бы предложенная система, пусть и создавая новое государство взамен старого, работала бы так, как должна: под управлением рабочего класса. Но увы, она этого управления не знает. Она лишь декларирует неточные и абстрактные образы экономических коммун, внутренний хозяйственный уклад которых остаётся либо неясным вовсе, либо конкретизируется поверхностно и по-дилетантски. Неясен масштаб предлагаемых коммун, неясны их права и взаимные обязательства. В кооперативном праве, выстраданном в многолетней борьбе кооператорами всего мира, всё прописано более чем предметно.
Мы ведь боремся за общество рациональной организации жизни более чем конкретных людей: нас самих, наших близких, наших братьев по классу. Нам не нужно ложное сознание идеологии, чтобы оправдывать свою борьбу за лучший мир одной только верой в его абстрактные идеалы. И зачем ради веры в догматы отказываться от удобных, рабочих и по форме, и по содержанию инструментов борьбы за социализм?
Мы ведь боремся за общество рациональной организации жизни более чем конкретных людей: нас самих, наших близких, наших братьев по классу. Нам не нужно ложное сознание идеологии, чтобы оправдывать свою борьбу за лучший мир одной только верой в его абстрактные идеалы. И зачем ради веры в догматы отказываться от удобных, рабочих и по форме, и по содержанию инструментов борьбы за социализм?
Коммунары не отрицают идей анархо-синдикализма в части борьбы за Коммуну. Коммуна, как новый социальный и территориальный регулятор отношений между кооператорами естественным образом встанет в будущем обществе, лишённом авторитарного централизма, на место централистского государства. Но она, как административный орган, впервые в истории будет подчинена большинству всего общества, рабочим-собственникам. И так будет до тех пор, пока они будут её содержать.
~
В сущности, мы оказались заложниками истории, сами не заметили, как в антикапиталистическом движении возникли отдельные "анархизм" и "социализм". Сегодня это условное разделение принимается как данность, как что-то естественное. Однако ещё Михаил Бакунин, в книге "Государственность и анархия" не стесняется называть себя социалистом, пусть всячески и упирая на роль низовых структур в социальной революции.
С другой стороны, долгое время, до первого системного кризиса капитализма (1914-1923), да и в известной степени после него, прощупать границу между двумя течениями было попросту невозможно: Роза Люксембург и Карл Либкнехт, герой рабочего движения и комиссар батальона Эрнеста Тельмана в Испании, Артур Беккер, в начале века и позже симпатизировали идее народной стачки, которую высказывали в те годы анархо-синдикалисты (Эмиль Пуже, Эмиль Пато). Роза Люксембург посвятила защите идеи всеобщей стачки отдельную брошюру 1906 года, а члены Коммунистической Партии Германии участвовали в мощнейшем низовом движении Советов (Rätebewegung) в Германии. Вместе с тем одними из центральных фигур этого движения были анархисты — 45% членов Красной Армии Рура, отвоевавших на короткий срок крупнейшие предприятия Рейна у немецкой буржуазии (заводы Тиссена) были анархо-синдикалистами, где особенно выделялись Эрих Мюзам и Густав Ландауэр. В коне концов, само движение рэтекоммунистов, изложение истории которого увело бы нас слишком далеко, — это ярчайший пример того, как условна граница между "анархизмом" и "социализмом". К слову, у самих истоков анархо-синдикализма (1886-1891 — "трудовые биржи" во Франции, 1892-1893 — в Италии) стояли социалисты (Фернан Пеллутье, Ж. Гед).
С другой стороны, долгое время, до первого системного кризиса капитализма (1914-1923), да и в известной степени после него, прощупать границу между двумя течениями было попросту невозможно: Роза Люксембург и Карл Либкнехт, герой рабочего движения и комиссар батальона Эрнеста Тельмана в Испании, Артур Беккер, в начале века и позже симпатизировали идее народной стачки, которую высказывали в те годы анархо-синдикалисты (Эмиль Пуже, Эмиль Пато). Роза Люксембург посвятила защите идеи всеобщей стачки отдельную брошюру 1906 года, а члены Коммунистической Партии Германии участвовали в мощнейшем низовом движении Советов (Rätebewegung) в Германии. Вместе с тем одними из центральных фигур этого движения были анархисты — 45% членов Красной Армии Рура, отвоевавших на короткий срок крупнейшие предприятия Рейна у немецкой буржуазии (заводы Тиссена) были анархо-синдикалистами, где особенно выделялись Эрих Мюзам и Густав Ландауэр. В коне концов, само движение рэтекоммунистов, изложение истории которого увело бы нас слишком далеко, — это ярчайший пример того, как условна граница между "анархизмом" и "социализмом". К слову, у самих истоков анархо-синдикализма (1886-1891 — "трудовые биржи" во Франции, 1892-1893 — в Италии) стояли социалисты (Фернан Пеллутье, Ж. Гед).
"Анархисты" и "социалисты" начали размежевание уже до 1914 года. Фактически, антикапиталистическое движение разделилось на тех, кто готов соприкасаться с политической жизнью, активно участвовать в ней, и тех, кто полностью отверг любые иные формы борьбы, за исключением прямого действия и организации низовых структур, профсоюзов на местах. Последняя тактика действительно была успешна: без богатых спонсоров из-за рубежа или из национальной буржуазии анархо-синдикалистам удалось стать одним из сильнейших лагерей в рабочем движении. В первой половине века членами МАТ (Международная Ассоциация Трудящихся) были десятки миллионов людей по всему миру — в одной Аргентине местная секция, ФОРА, включала в свои рады до военного переворота 1930 года 200 тысяч участников, в Испании речь шла как минимум о двух миллионах рабочих и крестьян в ходе Гражданской войны.
Массовое рабочее движение анархо-синдикалистов не стремилось завоевать власть, но сохраняло верность своим принципам, и в рамках этих принципов достигла беспрецедентных успехов. Массовые забастовки во Франции в 1905-1906 гг. за 8 часовой рабочий день, всеобщая стачка в Турине и на юге Италии(1906), в Марке (лето 1914), всеобщая стачка 1903 года в Нидерландах, после чего на позиции анархо-синдикализма перешёл профсоюз "Национальный секретариат труда", всеобщая стачка, начатая работниками "Ла Канадиенсе" в 1919 году, уже упомянутая роль в движении Советов (Германия), коммуна в Зëммерде; в 1905 году возникли "Индустриальные рабочие мира" — одно из самых влиятельных объединений анархо-синдикалистов, базирующееся в США.
Массовое рабочее движение анархо-синдикалистов не стремилось завоевать власть, но сохраняло верность своим принципам, и в рамках этих принципов достигла беспрецедентных успехов. Массовые забастовки во Франции в 1905-1906 гг. за 8 часовой рабочий день, всеобщая стачка в Турине и на юге Италии(1906), в Марке (лето 1914), всеобщая стачка 1903 года в Нидерландах, после чего на позиции анархо-синдикализма перешёл профсоюз "Национальный секретариат труда", всеобщая стачка, начатая работниками "Ла Канадиенсе" в 1919 году, уже упомянутая роль в движении Советов (Германия), коммуна в Зëммерде; в 1905 году возникли "Индустриальные рабочие мира" — одно из самых влиятельных объединений анархо-синдикалистов, базирующееся в США.
Многие социалисты, включая ленинистов, приходили к власти, анархо-синдикалисты — нет. Но те, кто дорывался до власти — уже не был вполне самим собой; те, кто все-таки сумел урвать парламентское место, утрачивали за громкими левыми лозунгами свою антикапиталистическую суть. Фридрих Эберт, глава шайки реформистских социал-демократов в Германии, чья партия 1 августа 1914 года одобрила в рейхстаге закон о военных кредитах на нужды армии Кайзера, отличался от Гитлера только бледностью своей натуры и политической бездарностью. Эберт, как и другие ренегаты из числа "Совета Народных Уполномоченных", уже 15 ноября — и недели не прошло с начала революции — подписал соглашение с немецкими хозяевами заводов (Тиссен, Крупп, Куно) о борьбе с коммунистами. Немецкая буржуазия выдавала тогда колоссальные суммы на обслуживание социал-демократами контрреволюции.5 января 1919 года, когда начались массовые выступления берлинских рабочих, образованы Баварская и Гамбургская советские республики, Эберт и вся социал-демократическая шваль во главе с предателем кровавой собакой Носке вступили в сговор с военизированными отрядами безработной солдатни, студентов и люмпен-пролетариата, фрайкором. Фрайкор, или фрайкорп, станет прообразом нацистской партии, возглавленной Гитлером. С помощью солдатни, люмпен-пролетариата и договора с немецкими генералами Носке устроил кровавую расправу над рабочим движением в Германии — отправлены за решётку были сотни лидеров движения, а герои январских дней, Роза Люксембург и Карл Либкнехт, растерзаны пьяными полубомжами в военной форме защитников заводов Круппа.
Итак, "анархисты" и "социалисты" не распадались на отдельные лагеря до 1914-1923 гг., хотя среди антикапиталистического движения и наметился раскол на тех, кто был сторонником прямого действия и тех, кто готов был принимать участие в легальной политической борьбе. И та и другая позиция имела на том этапе существенные проблемы: те, кто не отмежевался от контактов с государством, приходили к реформизму и органично вплетались в систему капитализма, делаясь безопасными для него. Те же, кто отказывался от борьбы на всех фронтах, и в первую очередь за политические рычаги, сталкивался с предательством профсоюзных лидеров и с невозможностью противостоять военным переворотам. Так, в ходе переворота 6 сентября 1930 до 1932 года разгромлена аргентинская ФОРА, подобная же ситуация случилась после установления диктатуры Антонио Салазара в Португалии (1932), ещё печальнее и известные судьба Испании и Италии. УСИ, итальянская секция анархо-синдикалистов, была разгромлена Муссолини к 1924 года.
Итак, "анархисты" и "социалисты" не распадались на отдельные лагеря до 1914-1923 гг., хотя среди антикапиталистического движения и наметился раскол на тех, кто был сторонником прямого действия и тех, кто готов был принимать участие в легальной политической борьбе. И та и другая позиция имела на том этапе существенные проблемы: те, кто не отмежевался от контактов с государством, приходили к реформизму и органично вплетались в систему капитализма, делаясь безопасными для него. Те же, кто отказывался от борьбы на всех фронтах, и в первую очередь за политические рычаги, сталкивался с предательством профсоюзных лидеров и с невозможностью противостоять военным переворотам. Так, в ходе переворота 6 сентября 1930 до 1932 года разгромлена аргентинская ФОРА, подобная же ситуация случилась после установления диктатуры Антонио Салазара в Португалии (1932), ещё печальнее и известные судьба Испании и Италии. УСИ, итальянская секция анархо-синдикалистов, была разгромлена Муссолини к 1924 года.
Как "анархисты", так и "социалисты" столкнулись с двумя вызовами: вызов реформизма и этатизма. Причём первым страдали как анархисты, так и социалисты.
Так, одна из крупнейших секций МАТа, интернационала анархистов, шведская SAC, после 1951 года перешла на позиции реформизма, признала социальные программы шведского правительства, и к началу 1960х откололась вместе с нидерландской организацией от анархистов. П. Корнелиссен, как и многие другие "анархисты", высказывался в духе Второго Интернационала, был сторонником коопоткинского "поссиблизма" и оправдывал сотрудничество с государством. Раскол по схожему сценарию пережила в 1950е и испанская NKT-FAI. Многочисленные течения анархизма, созданные впоследствии, выродились до фарса, а теоретики анархизма (М. Букчин) фактически отошли от революционной борьбы.
Таким образом, анархизм и социализм как разные крылья антикапиталистического движения возникли довольно поздно, а чёткой границы между ними нельзя было установить и во второй половине века (ситуационизм Ги Дебора). Вместе с тем оба течения столкнулись с ренегатством либо через примиренчество с капиталистическим режимом (реформизм), либо через этатизм (большевизм). Нельзя точно судить, какая позиция была эффективнее: большевизм не привёл к построению социализма, но даже слабое его подобие и те успехи, которые достиг Советский Союз в 1950-1960е годы, делали его привлекательным для рабочих со всего мира. В 1953-1968 гг. СССР вообще выглядел презентабильнее буржуазных режимов — здесь было развито самоуправление, державшееся на убеждении, что государство принадлежит рабочим, народу; Советский Союз производил впечатление динамично развивающейся, быстро расширяющейся экономики, что было близко к правде (5-8 пятилетки) и вызывало опасения в среде западных экономистов. В ряде научных публикаций фигурировали предположения, что в ближайшие 20 лет СССР обгонит западные страны по производству промышленной продукции на душу населения. Не приходится говорить о блестящих достижениях науки общества, который, будучи лишь миражом социализма, выделялся на фоне западных стран. И все это — на почве некогда отсталой, сырьевой империи.
Но анархо-синдикалисты, в отличие от большевиков, никогда не изменяли своим принципам, и в целом их нельзя упрекнуть в непоследовательности или ренегатстве. Вместе с тем, анархо-синдикализм не сумел сохраниться в обществе потребления, не сумел предложить новой программы борьбы, и сегодня зашёл в тупик — несмотря на некоторое оживление в последние годы, анархо-синдикализм не может претендовать на сколько-нибудь заметные позиции в будущем, не говоря уже о роли идеологии, объединившей бы антикапиталистический лагерь.
Таким образом, анархизм и социализм являются частями одного антикапиталистического движения, никогда не имели чёткого размежевания и сталкивались с одними и теми же вызовами. Сегодня, когда позади эпоха развитого капитализма и царит упадок капиталистического мира, на повестку дня встаёт преодоление противоречия между двумя течениями, причины неудач которых лежали в том числе в отсутствии органического единства друг с другом.
Только преодолев ставший призрачным сегодня антагонизм, возможно воплотить задачи и тех, и других. Только выдвинув единую программу, которая напоминает о себе в ежедневной практике, становится лозунгом, коммунары смогут бросить вызов Капиталу, созданному им миру.
Да здравствует Коммуна!
Да здравствует Коммуна!
