В первом случае, говоря о совдеповском мещанстве, мы неизбежно говорим об особом хозяйственном, социально-экономическом подклассе рабочих, созданном в странах соцблока ещё во времена товарища Сталина. Этот тип, этот подкласс имеет особые характерные черты:

Во втором случае речь идёт пусть и о вымирающем, но ещё жизненном совдеповском мещанстве, как надклассовом психологическом типе. Наши президенты и министры, наши цеховые мастера и продавщицы, наши капиталисты и журналисты - все они, кто старше сорока, вышли из примерно схожих условий ещё советского мещанского хозяйства и быта. Как говорится: учились в тех же школах, бухали за теми же гаражами, не так ли? А теперь? А теперь те же стремления, но капитал разный. Если сказать иначе: издержки особого духа первого поколения первого поколения первоначального накопления. Нет большого смысла распинаться об этих ничтожных ценностях, разделяемых ими всеми: и для царей, и для холопов особое место до сих пор занимают домики и машинки, оправдывающие своим наличием их жизнь и придающие их существованию смысл. Триумф материализма? А как же!

И тут мы приходим к самому интересному: как эти уродцы явились миру? Да, их создал Советский Союз. Но как?

Объективно, советское мещанство не могло не возникнуть в процессе государственно-капиталистического эксперимента большевистских государственных социалистов. Само отрешение рабочего класса от средств производства, сама большевистская антисоветская контрреволюция, уничтожившая Советы, как предпосылку подлинной коллективизации средств производства, - это одно должно было поставить перед Партией и её государством проблему необходимости взятки, которую большевики могли бы подсунуть революционным рабочим.

Окончательное решение жилищного вопроса - можно ли представить взятку нагляднее и лучше? Вопрос риторический. Рабочие переезжают в новые, чистые и просторные дома, они самым прямым образом убеждаются в достижениях революции; даже более, чем когда отправляют детишек в школы, а старичков по санаториям и больницам. Заводы и прибыли сразу же забываются: надо срочно набивать коврами, шифоньерами и занавесочками свои мещанские хатки!

Но одномоментно жилья на всех не напасёшься, его надо строить. А ещё надо строить заводы, фабрики и клепать, ударно-бешено клепать тракторы/танчики. Капитализм сам собой не строится.

Но как, как должен быть организован быт рабочих в этих новых домах? Все прежние наработки истории идут прахом: авангардный эксперимент принудительной коммунализации домашнего хозяйства к концу 1920-х годов окончательно расписывается в собственном ничтожестве, разваливаются даже коммуналки для интеллигенции. Самые явные утописты понимают: нельзя селить совершенно незнакомых людей в одной квартире, не оставляя им практически никакого личного пространства, потому как в таких обстоятельствах невозможно избежать массы житейских конфликтов, накопление которых неизбежно должно вести к жизненным катастрофам.

Лучше всего Партия, её высший эшелон, могла ознакомиться с этим коммунальным тупиком на примере собственной неустроенности быта: Дома Советов в Москве и Ленинграде, в которых жили большевистские вожди, трещали от скандалов и бытовых драм. Чтобы вывести новую формулу жизни для пролов, Партия, в кои-то веки решив поступить по-марксистски, начала с себя. "Воспитатель должен быть воспитан".

Проводником мещанского вырождения стал премьер-министр СССР, господин Рыков. Именно его кабинет одобрил и выделил колоссальные деньги на проект Иофана по строительству Дома правительства на Берсеневской набережной, прямо напротив Кремля.

Эффект от стандартизации быта высшей советской элиты в Доме правительства оказался колоссальным: спустя всего несколько поколений окончательно отупевшая бюрократия не могла представить лучшей жизни для себя и пролов, чем та, которой она сама и жила. Две-три-четыре комнаты, кухня, ванная и прихожая; максимум пять-шесть человек-родственников на 50-100 квадратов жилплощади; государственная загородная дача с грядками топинамбура, помидоров и огурцов, - вот предел мечтаний не только обыкновенного советского человека, но и его хозяина, партийного хряка. Простота организации такой жизни вкупе с её полным подчинением государственному коммунальному хозяйству позволили в довольно сжатые сроки обеспечить схожими условиями проживания рабочих крупнейших промышленных центров страны, - то есть наиболее опасных, в смысле потенциальной революционности, городов. Общественный договор был заключён, нищий и ободранный русский пролетариат наелся мещанства и, шагнув в эпоху общества потребления и спектакля, с большим удовольствием забыл о своих стародавних требованиях рабочей демократии, рабочей власти и прочих пустяках.

От раннего Сталина и до Горбачёва линия Партии в жилищном вопросе остаётся, в своей сущности, неизменной; хотя, конечно, не обходится и без корректировок. Столкнувшись с замедлением экономического роста в первой половине пятидесятых, советское правительство режет свои расходы, в том числе и на архитектуру. Мусолить хрущёвские инициативы - пошло, обойдёмся без этого. Без оглядки на "борьбу с излишествами", мещанизация советских рабочих даже ускоряется, пусть и живут всё растущие массы новых социалистических мещан в более говёных условиях панельных домов.

Наконец, расквартирована по коробкам почти-что вся страна. И как высшая партийная бюрократия, составляющая советского совокупного капиталиста, считает СССР своей общей собственностью, с которой можно делать что угодно; так же и советские граждане воспринимают свою жилплощадь, как частную собственность. Более того, ведь они не получили её "просто так", "по распределению", вовсе нет. Они её "заработали"! Жильё - личная, частная заслуга, награда конкретных пролов за хорошую службу советскому государству-хозяину.

Крысы побежали с корабля: бюрократы растащили республики и заводы, простые советские граждане мелкими лапками и ручонками раздербанили жилищный фонд. Сухая статистика:

А вот какими интересными выражениями вольно или невольно дополняет статистику по собственникам приватизированного жилья автор "Российской Газеты" Миркин, заведующий отделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН:

Это и есть та самая мелкая буржуазность, которой болен сегодня русский народ. Это и есть главная язва, главный источник атомизации современных русских рабочих, поверх которого буржуазия годами выстраивала и продолжает строить общество спектакля и потребления. Отчуждённые на работе и отчуждённые в быту, расфасованные по частным каморкам забитые пролы - можно ли представить более ничтожное положение для представителей класса, однажды перевернувшего вверх дном всё наше общество?

Кооперативизация средств производства и распределения, их переход в руки рабочих-кооператоров, превращение последних таким образом в массу коллективных собственников капитала, - вот средство от болезни мещанства. Собственность на средства производства и распределения всех благ много выше собственности на средства воспроизводства одной лишь индивидуальной жизни, её утверждение в жизни человека делает того в первую очередь собственником на работе, оттесняя домашние мелочи на периферию.

Конечно, у первых поколений революционного общества ещё будет сильна память о мерзком мещанском прошлом: занавесочки и атомизацию не так-то легко выбросить не то, что из головы, но и из сердца. Все мы слишком долго жили в этом аду. Впрочем, и сегодня мир мещанства рушится: кредиты, нищета и концентрация жилищного фонда в руках рантье постепенно, пусть и очень медленно, но разоряют бывших советских граждан; ипотека и кризис душат уже новых, граждан российских.

Как же решится жилищный вопрос после новой Революции, если не по идиотским лекалам большевистской карикатуры на социализм? Ещё в позапрошлом веке Фридрих Энгельс блестяще сказал об этом; пусть его и не услышал ни один советский ублюдок.